Письмо 98-Б (ML-24B)

Письмо 98-Б (ML-24B)²⁵⁰

К.Х.~ Синнетту

Написано в Дарджилинге в середине сентября 1882

 

На этом этапе нашей переписки, будучи ошибочно понимаемым, как это, в общем, кажется даже вам лично, мой верный друг, имеет смысл и было бы полезно нам обоим, чтобы вам были сообщены некоторые факты, связанные с адептством. Запомните поэтому следующие пункты:

1. Адепт, как высочайший, так и наинизший, является Адептом только в течение применения им оккультных сил.

2. Каждый раз, когда эти силы нужны, суверенная воля отпирает двери ко внутреннему человеку (Адепту), который может явиться и свободно действовать только при условии, что его «тюремщик», внешний человек, будет или совершенно, или частично парализован по требованию данного случая, а именно:

а) ментально и физически;

б) ментально, но не физически;

в) физически, но не совсем ментально;

г) ни то ни другое, но с акашическим посредником, введённым между внешним и внутренним человеком.

3. Малейшее применение оккультных сил, как вы теперь видите, требует усилия. Мы можем приравнять это ко внутренним мускульным усилиям атлета, готовящегося применить свою физическую силу. Невероятно, что какой-либо атлет стал бы всё время забавляться, напрягая свои мускулы в предвкушении поднятия тяжести; также нельзя предполагать, что какой-либо Адепт будет держать в постоянной напряжённости своего внутреннего человека, держать его функционирующим, когда в этом нет немедленной необходимости. Когда внутренний человек отдыхает, Адепт становится обычным человеком, ограниченным его физическими чувствами и функциями физического мозга. Привычка обостряет интуицию последнего, но не в состоянии сделать его сверхчувствительным. Внутренний Адепт всегда наготове, всегда бодрствует, и этого достаточно для наших целей. Во время покоя его способности тоже в покое. Когда я сижу за едой или когда я одеваюсь, читаю или как-нибудь иначе занят, я не думаю даже о тех, кто находится близ меня. И Джуал Кхул легко может разбить свой нос до крови, стукнувшись в темноте о балку, как это с ним случилось вчера вечером (как раз потому, что вместо введения акашического посредника он необдуманно парализовал все свои внешние чувства, пока разговаривал с другом на далёком расстоянии), — и я остался в полном неведении этого факта. Я не думал о нём, отсюда моё незнание.

Из вышесказанного вы легко можете сделать вывод, что Адепт является обычным смертным во все моменты ежедневной жизни, за исключением тех, когда действует внутренний человек.

Присоедините к этому неприятный факт, что нам запрещено применять даже частицу нашей силы в связи с «Эклектиком» (за что вы должны благодарить вашего Президента, и только его) и что то малое, что сделано, — сделано, так сказать, контрабандой; и затем начните силлогизировать так: «К.Х., когда он пишет нам, не есть Адепт. Не-адепт подвержен ошибкам. Потому К.Х. очень легко может совершить ошибки».

Ошибки в знаках препинания, которые часто меняют значение предложения; идиоматические ошибки, которые весьма вероятны, особенно при такой спешке в писании, как у меня; ошибки, возникающие из-за случайной путаницы в терминах, которые мне приходилось узнавать от вас, так как вы являетесь автором «больших Кругов», «малых Кругов», «земных Кругов» и т.д. и т.д.* Теперь, вместе со всем этим, я прошу разрешения сказать, что после того, как я сам внимательно перечитал «Знаменитые Противоречия» снова и снова, и после дачи их для прочтения М., и затем высокому Адепту, чьи силы не нуждаются в контроле канцелярией Чохана, чтобы он их не растрачивал на недостойные цели по личной склонности, — после всего этого мне было сказано следующее: «Всё это совершенно правильно. Зная, что вы хотите сказать, не больше чем любой другой человек, ознакомленный с этой доктриной, я не могу найти в этих отдельных отрывках ничего, что действительно противоречило бы одно другому. Но так как многие предложения неполны и предмет разработан без всякого порядка, то я не удивлюсь, что ваши мирские ученики находят в них недостатки. Да, они нуждаются в более исчерпывающем объяснении».

Таково решение одного Адепта, и я поддерживаю его; я постараюсь дополнить информацию ради вас.

В одном-единственном случае, отмеченном на ваших страницах и в моих ответах (10а и 10б), последний «истец » имеет право на выслушивание, но ни на грош на возмещение убытков, ибо по закону ни один — ни истец, ни ответчик — не имеет права ссылаться на незнание закона. Так же и в Оккультных Науках: мирских учеников следовало бы заставлять принимать на веру сказанное Гуру — в тех случаях, когда по своей неосведомлённости в этом они склонны к неправильному истолкованию смысла, — вместо прямого обвинения Гуру в противоречиях!

Теперь разрешите констатировать, что в отношении двух предложений, соответственно отмеченных 10а и 10б, имеется явное противоречие, но только для того, кто не знаком с этим учением. Вы не были знакомы, и потому я признаю себя «виновным» в пропуске, но «невиновным» в противоречии. И даже в отношении первого, этот пропуск был настолько мал, что я, подобно девушке, обвинённой в детоубийстве, которая в своё оправдание заявила судье, что ребёночек был настолько мал, что его совсем нельзя было назвать ребёнком, мог бы заявить то же самое, если бы перед моими глазами не было ужасающего определения в моём «изощрении изобретательности ». Ну что же, прочтите объяснение, данное в моих «Записках и Ответах» [Письмо 76 (ML-16)], и судите.

Кстати, мой дорогой брат, я до сих пор не подозревал в вас такой способности к защите и извинению неизвиняемого, какую проявили вы в защиту меня в связи с теперь знаменитым «изощрением изобретательности». Если статья (ответ Ч.К. Мэсси) написана в духе, какой вы приписываете мне в вашем письме, и если я или любой из нас имеет «склонность допускать более тонкие и хитрые способы в преследовании своей цели», нежели это вообще считается честным правдолюбивыми и откровенными европейцами (включён ли м-р Хьюм тоже в эту категорию?), то, действительно, вы не имеете никакого права прощать такой образ действия, даже мне. Также вы не имеете права рассматривать это как «просто в духе пятен на солнце», ибо пятно есть пятно, будь оно на сияющем светиле или же на медном подсвечнике. Но вы ошибаетесь, мой дорогой друг. Тут не было ни более тонких, ни хитроумных видов действий, чтобы выручить Е.П.Б. из затруднения, созданного её двусмысленным стилем и незнанием английского языка, а не её незнанием предмета, что не есть одно и то же и совершенно изменяет дело. Так же я не остался в неведении о том факте, что М. писал вам перед тем по этому предмету, так как это было в одном из его писем [Письмо 50 (ML-13)] (в последнем случае — перед тем, как я взял это дело на себя), в котором он коснулся вопроса о «расах» в первый раз и говорил о перевоплощениях. Если М. велел вам быть осторожным и не слишком исчерпывающе доверять «Изиде», то это было потому, что он преподавал вам истину и факт и что в то время, когда этот абзац был написан, мы ещё не пришли к решению по поводу обучения всех людей без разбора. Он давал вам несколько таких примеров — если бы вы только перечитали его письмо, добавляя, что такие-то и такие-то предложения, написанные так-то, гораздо лучше объясняют факты, на которые только намекалось.

Конечно, для Ч.К.М. этот абзац должен показаться неправильным и противоречивым, ибо он «вводит в заблуждение», как говорит М. Много тем трактуется в «Изиде», даже таких, с которыми Е.П.Б. не было разрешено тщательно ознакомиться; всё же они не противоречивы и «не вводят в заблуждение». Заставить её сказать, как я её заставил, что «критикуемый абзац был не полон, хаотичен, неясен, неуклюж, как многие абзацы в этом труде», — было, я полагаю, достаточно «откровенным признанием», чтобы удовлетворить наиболее капризного критика. С другой стороны, признать, что «этот абзац был неправилен», равнялось бы бесполезной лжи, ибо я утверждаю, что он правилен, ибо, если он не даёт всей истины, он не искажает её в отрывках тех доказательств, которые даны в «Изиде». Суть недовольной критики Ч.К.М.* не заключалась в том, что не была выдана вся истина, но в том, что истина и факты 1877 года были представлены как ошибки и опровергнуты в 1882 году; и это был вопрос, вредный для Общества, для его мирских и внутренних учеников и нашего учения, который нужно было показать в его истинном свете, именно как ошибочное понимание, обязанное тому факту, что доктрина «семеричности» ещё не была разглашена миру в то время, когда писалась «Изида». И таким образом это было показано. Мне жаль, что вы находите, что её [Е.П.Б.] ответ, написанный под моим непосредственным вдохновением*, «не очень удовлетворителен», ибо это доказывает мне только то, что вы ещё не очень прочно усвоили разницу между шестым и седьмым и пятым — между бессмертной и астральной (или личной) «монадами-Эго». Это подозрение подтверждается тем, что Н.Х. приводит в своей критике моего объяснения в конце своего письма в сентябрьском номере; ваше письмо передо мною дополняет доказательство этого. Нет сомнения, «действительное Эго находится в высших принципах, которые воплощаются» периодически каждые одну, две или три и более тысячи лет. Но бессмертное Эго, «индивидуальная Монада», не есть личная монада, которая есть пятый принцип; и этот абзац в «Изиде» соответствовал не восточным реинкарнистам, которые утверждают в той же самой «Изиде» — если бы вы прочитали её всю, — что индивидуальности, или бессмертному Эго, приходится снова появляться в каждом цикле, а западным, в особенности французским, реинкарнистам, которые учат, что именно личная, или астральная, монада, «moi fluidique»²⁵¹ — манас, или интеллектуальный ум, короче говоря, пятый принцип, — является тем, что каждый раз воплощается. Таким образом, если вы ещё раз прочитаете цитированный Ч.К.М. отрывок из «Изиды» против «Обозревателя Совершенного Пути»*, вы, может быть, найдёте, что Е.П.Б. и я были совершенно правы, утверждая, что в вышеуказанном отрывке подразумевалась только «астральная монада». А далее имеется значительно более сильный «шок недовольства», нанесённый моему рассудку, когда я нашёл, что вы отказываетесь признать в астральной монаде личное Эго, тогда как все мы называем его, несомненно, этим именем, и звали так в течение тысячелетий; этот шок более сильный, чем будет ваш, когда вы встретите эту монаду под настоящим именем в «Отрывках о Смерти» Э. Леви.

«Астральная монада» есть личное Эго, и поэтому она никогда не перевоплощается вопреки учению французских спиритов; она перевоплощается только «в исключительных обстоятельствах», и в таком случае, перевоплощаясь, она не становится оболочкой. Если она успешна в своём втором воплощении, она становится таковой и затем постепенно теряет свою личность после того, как становится, так сказать, опорожнённой от своих лучших и высших духовных атрибутов, уносимых бессмертной монадой, или «духовным Эго», в течение последней и величайшей борьбы. «Потрясение чувств» поэтому должно было быть с моей стороны, так как, действительно, это только «казалось ещё одною иллюстрацией различия между восточным и западным методами », но не было ею в данном случае. Мне очень понятно, мой дорогой друг, что в том холодном состоянии, в каком вы находитесь ментально, вы готовы греться даже в лучах погребального костра, на котором совершается современное «сати»; но почему, почему надо называть его солнцем, и извинять его работу над трупом?

Письмо, адресованное мне, которое ваша деликатность не позволила вам прочесть, предназначалось для вашего прочтения и было послано с этой целью. Я хотел, чтобы вы прочли его.

Ваш намёк в отношении предстоящего испытания Дж.К. в искусстве изящен, но недостаточен, чтобы скрыть белые нитки иезуитской чёрной инсинуации. Дж.К., однако, за этим застали: «Nous verrons, nous verrons!»²⁵² — гласит французская песня.

Джуал Кхул говорит, посылая свои самые смиренные селями, что вы «неправильно» описали ход событий в отношении первого портрета. Он рассказывал следующее: в тот день, когда она [Е.П.Б.] пришла, она не просила вас «дать ей лист бумаги», прежде чем вы начали говорить ей о моём портрете, насчёт которого она очень сомневалась, что вы сможете его получить. Только после получасового разговора об этом в парадной гостиной вы двое образовали две верхние точки треугольника близ дверей вашей конторы, а ваша леди образовала низшую точку (он говорил, что он [Д.К.] был тут, когда она [Е.П.Б.] сказала вам, что она попытается). Вот тогда она попросила у вас лист толстой белой бумаги, а вы ей дали лист тонкой бумаги, носящей следы прикасания очень антимагнетической личности. Однако он говорит, он сделал всё, что мог. На следующий день миссис С. взглянула на него ровно за 27 минут до завершения портрета, а не за «один или два часа перед тем», как вы говорите, ибо он сказал Старой Леди, чтобы она посмотрела как раз перед завтраком. После завтрака она попросила у вас кусок бристольского картона, и вы ей дали два куска, оба помеченные, а не один, как вы говорите. Когда она вынесла его в первый раз, это была неудача (он говорит: «брови, как пиявки»), и он был закончен лишь в течение вечера, пока вы были в клубе и на обеде, на который старая Упасика отказалась пойти. И опять это был он, Дж. Кхул, «великий художник», который убрал эти «пиявки», и поправил шапку и черты, и который сделал его «похожим на Учителя» (он упорно называет меня Учителем, хотя в действительности он более не является моим учеником),²⁵³ так как М., после того как испортил рисунок, не побеспокоился о его исправлении, но предпочёл лечь спать вместо этого; и, наконец, он говорит мне, что сходство большое и было бы ещё больше, если бы Мория Сахиб не вмешался, а предоставил бы свободу действий Дж. К. с его собственным «художественным» приёмом. Таков его рассказ, и он не удовлетворён вашим описанием и сказал об этом Упасике, которая рассказала вам совсем по-другому. Теперь обратимся к моим заметкам.

(1) Меня они тоже не особенно беспокоят. Но так как они дают нашему общему другу хороший повод против нас, который он, вероятно, использует когда-либо гадким образом, преимущественно ему свойственным, лучше ещё раз объясню с вашего любезного разрешения.

(2) Конечно, конечно, это наш обычный приём, чтобы выбраться из затруднений. Сами будучи «изобретёнными», мы оплачиваем изобретателям изобретением воображаемых рас. Имеется ещё многое, в изобретении чего нас обвиняют. Ну, ну, ну, во всяком случае, есть одна вещь, в изобретении которой нас никогда не смогут обвинить, — это сам м-р Хьюм. Изобрести нечто подобное не под силу высочайшим Сиддхам, о которых только нам известно. А теперь, добрый друг, прежде чем мы двинемся дальше, пожалуйста, прочтите добавление «А»²⁵⁴. Настало время, когда вы должны узнать нас такими, какие мы есть. Только для того, чтобы доказать вам, если не ему, что мы не изобрели тех рас, я выдам вам ради вашей пользы то, что никогда прежде не выдавалось. Я объясню вам целую главу из труда Риса Дэвидса по буддизму или, скорее, по ламаизму, который по своему природному невежеству он считает искажением буддизма! Так как эти джентльмены-ориенталисты берут на себя смелость давать миру soi disant²⁵⁵ переводы и комментарии на наши священные книги — пусть теософы показывают великое невежество этих «мировых» пандитов посредством дачи публике правильных доктрин и объяснения того, что они склонны рассматривать как абсурдную фантастическую теорию.

(3) И потому, что я признаю поверхностную или кажущуюся противоречивость — и то только в случае с человеком, который, как и вы, совершенно не знаком с нашими доктринами, — является ли это причиной, по которой они должны признаваться противоречивыми на самом деле? Предположим, что в одном из предыдущих писем я бы написал: «Луна не имеет атмосферы», — и затем перевёл бы речь на другие предметы; а затем в другом письме сказал бы: «Ибо луна имеет свою собственную атмосферу» и т.д. Несомненно, меня обвинили бы в том, что сегодня я говорю чёрное, а завтра — белое. Но где в этих двух предложениях мог бы увидеть противоречие каббалист? Я уверяю вас, что он не видел бы, ибо каббалист, который зна ет, что Луна не имеет атмосферы, подобной земной, но имеет свою собственную, совершенно отличную от той, какую ваши люди назвали бы атмосферой. Знает также, что, подобно западникам, мы, восточники, а в особенности оккультисты, обладаем нашими собственными способами выражения мыслей, такими же ясными для нас, как ваши для вас. Для примера задумайте преподавать астрономию своему слуге. Скажите ему сегодня: «Посмотрите, как красиво заходит Солнце, посмотрите, как быстро движется, как оно восходит и заходит и т.д.». А завтра попытайтесь внушить ему факт, что Солнце сравнительно неподвижно и что Земля сама теряет его из виду и снова видит его в своём суточном вращении; и даю десять против одного, что ваш ученик, если только у него имеются мозги, прямо обвинит вас в противоречии самому себе. Будет ли это доказательством вашего незнания гелиоцентрической системы? И могли бы вы быть обвинены, при наличии хоть какой-нибудь справедливости, что «в один день вы пишете одно, а на другой день это отвергаете», хотя и ваше собственное чувство подсказывает вам, что нужно признаться, что вам «очень легко понять это обвинение».

Моё писание писем таково, что я набрасываю несколько строк и два часа спустя прибавляю к ним два слова, подхватив снова нить мысли по этому предмету. Меня могут прервать дюжину или более раз между началом и концом, поэтому не могу обещать вам ничего похожего на западную аккуратность. Следовательно — единственной «жертвой несчастного случая» являюсь я сам. Невинный перекрёстный допрос, которому вы подвергаете меня и против которого я не возражаю, и решительное намерение со стороны м-ра Хьюма уличить меня во лжи каждый раз, когда представляется возможность, — поведение, считающееся вполне оправданным и честным по обычаям Запада, но против которого мы, азиатские дикари, очень решительно возражаем, — дали моим коллегам и Братьям высокое мнение о моей склонности к мученичеству. На их взгляд я стал чем-то вроде Индо-тибетского Симеона Столпника²⁵⁶. Подхваченный нижним крюком вопросительного знака Симлы и насаженный на него, я вижу самого себя балансирующим на высшей точке этого полукружия, боясь сорваться при каждом неосторожном движении вперёд или назад. Таково нынешнее положение вашего смиренного друга. С тех пор как я взял на себя из ряда вон выходящую задачу обучать двух взрослых учеников, обладающих мозгами, в которых методы западной науки кристаллизовались годами, причём один из них склонен дать место новому иконоборческому учению, но всё же требует осторожного обращения, тогда как другой ничего не хочет принять, как только при условии группирования предметов так, как он хочет их группировать, но не в их естественном порядке, — с тех пор все наши Чоханы считают меня сумасшедшим. Меня серьёзно спрашивают, не сделало ли меня моё общение с западными «пелингами» полу пелингом и не обратило ли меня в «дзинг-дзинг», галлюционера. Всё это ожидалось, и я не жалуюсь; я повествую о фактах и смиренно прошу доверия в этом, только надеясь, что это опять не будет ошибочно принято за тонкое трюкачество, чтобы выбраться из затруднения.

(4) Все только что развоплотившиеся четверичные существа [состоящие из 2-го, 3-го, 4-го и 5-го принципов], умирают ли они естественной или насильственной смертью, от самоубийства или несчастного случая, умственно здоровыми или душевно больными, юными или старыми, хорошими, плохими или нейтральными — все теряют в момент смерти все воспоминания, то есть ментально уничтожаются; они спят своим акашическим сном в Кама-Локе. Это состояние длится от нескольких часов (редко менее), дней, недель, месяцев, иногда до нескольких лет. Всё это соответствует существу, его ментальному состоянию в момент смерти, характеру смерти и т.д. К существу (или Эго) эта память возвращается медленно и постепенно к концу нарастания; ещё более медленно, но значительно более несовершенно и неполно она возвращается к оболочке, но полностью — к Эго в момент его входа в Дэва-Чан. Последнее есть состояние, определяемое и создаваемое его прошедшей жизнью. Эго попадает в него не стремительно, а погружается постепенно, лёгкими ступенями. С первого проблеска этого состояния показывается прошлая жизнь (или, скорее, Эго ещё раз переживает пройденную жизнь) от первого дня сознательности до последнего. Начиная от наиболее важных событий и до самых пустяковых, всё проходит в торжественном шествии перед глазами духовного Эго; только не так, как в событиях действительной жизни, — остаются только те, которые избраны новым жильцом (извините за это слово), цепляющимся за некоторые сцены и актёров, — эти останутся постоянно, тогда как другие гаснут, чтобы исчезнуть навсегда или чтобы возвратиться к своему творцу — оболочке. Теперь постарайтесь понять этот очень важный, потому что очень справедливый и воздающий, закон в его действии. Из этого воскрешённого прошлого ничто не остаётся, кроме того, что Эго прочувствовало духовно, что развилось посредством или через духовные способности, что переживалось благодаря духовным способностям, будь то любовь или ненависть.

Всё, что я сейчас пытаюсь описать, по правде, неописуемо; как нет двух идентичных людей, даже нет двух одинаковых фотографий одного и того же человека, так же, как нет двух листьев, похожих точь-в-точь один на другой. Так же нет двух похожих состояний в Дэва-Чане. Если он не Адепт, который может ясно осознавать такое состояние в своём периодическом Дэва-Чане, как можно ожидать от кого-нибудь, чтобы он сформировал правильно его картину?

Поэтому нет противоречия в сказанном, что раз Эго снова родилось в Дэва-Чане, то оно «удерживает на некоторое время, пропорциональное своей земной жизни, полное воспоминание о своей (духовной) жизни на Земле». Здесь опять лишь пропуск слова «духовной» создал неправильное понимание.

(5) Все те, кто не соскальзывают в восьмую сферу, идут в Дэва-Чан, в чём тут дело, где тут противоречие?

(6) Состояние Дэва-Чана, я повторяю, может быть настолько же мало описано или объяснено, каким бы подробным не было описание состояния наудачу выбранного Эго, как жизни всех людей в целом могли бы быть описаны жизнью Наполеона или какого-либо другого человека. Существуют миллионы состояний счастья и несчастья, эмоциональные состояния, имеющие своим источником как физические, так и духовные способности и чувства, и только последние переживают. Честный труженик будет чувствовать себя по-другому, чем честный миллионер. Состояние миссис Найтингейл²⁵⁷ будет значительно отличаться от состояния молодой невесты, умершей до того, пока ещё не успело совершиться то, что она считала счастьем. Двое ранее упомянутые любят свои семьи; филантроп любит человечество; для девушки весь мир сосредоточен в её будущем муже; меломан не знает более высокого блаженства и счастья, чем музыка — наиболее божественное и духовное из всех искусств. Дэва-Чан переходит от самой высокой своей ступени до самой низкой неощутимыми градациями, тогда как с последней ступени Дэва-Чана Эго часто может очутиться в слабейшем состоянии Авитчи, которое к концу «духовного отбора» событий может стать bona fide²⁵⁸ Авитчи. Запомните, каждое чувство относительно, нет ни добра, ни зла, ни счастья, ни несчастья самих по себе. Преходящее мимолётное блаженство нарушающего супружескую верность, который этим актом убивает счастье другого супруга, не менее рождено духовно, несмотря на свою преступную природу. Если угрызение совести (последнее всегда исходит от шестого принципа) раз ощущалось в течение периода блаженства и действительно духовной любви, порождённой шестым и пятым принципами, то, как бы она ни была осквернена четвёртым, или Кама-Рупой, — это угрызение совести должно сохраниться после смерти и будет неизменно сопровождать сцены чистой любви. Мне нет надобности углубляться в детали, так как физиологический эксперт, за которого и вас считаю, едва ли нуждается, чтобы его воображение и интуиция подталкивались психологическим наблюдателем вроде меня. Ищите в глубине вашего сознания и памяти и старайтесь увидеть, каковы те картины, которые смогут прочно овладеть вами, когда ещё раз в их присутствии вы ощутите, что вы снова их переживаете и что под их властью вы забудете всё остальное, в том числе и настоящее письмо, ибо по ходу событий оно появится гораздо позднее в панораме вашей воскресшей жизни. Я не имею права заглядывать в вашу прошлую жизнь. Каждый раз, когда мне попадались её проблески, я отворачивал свои глаза, ибо я должен иметь дело с нынешним А.П. Синнеттом (также и значительно более «новом изобретением», нежели экс-А.П.С.), а не с древним человеком.

Да, Любовь и Ненависть являются единственными бессмертными чувствами, но градации тонов по семижды семеричной шкале всей клавиатуры жизни бесчисленны, и так как эти два чувства (или, чтобы быть точным, не должен ли я рискнуть ещё раз быть неправильно понятым и сказать: эти два полюса человеческой «души», которая сама есть единство?) формируют будущее состояние человека для Дэва-Чана или для Авитчи, то и разнообразие таких состояний должно быть неисчерпаемым. А это приводит нас к вашей жалобе, или обвинению, №7.

(7) Ибо, выбросив из вашей прошлой жизни Раттиганов и Ридов, которые с вами никогда не переходили за пределы низшей части вашего пятого принципа со своим носителем Кама, — что это будет, как не «частичное воспоминание» об одной жизни? Строчки, отмеченные вашим самым красным карандашом, также отбрасываются. Ибо как вы можете оспаривать тот факт, что музыка и гармония являются для какого-нибудь Вагнера, Паганини, Баварского Короля* и многих других истинных художников и меломанов предметом глубочайшей духовной любви и почитания? С вашего разрешения, я не переменю ни одного слова в этом пункте.

(8) Жаль, что вы не сопроводили ваших цитат своими личными комментариями. Для меня непонятно, в каком отношении вы возражаете против слова «сон»? Конечно, блаженство и несчастье — только сон. А так как они духовны, они усиливаются.

(9) Отвечено.

(10а), (10б) Если бы я только написал, когда отвечал на возражения м-ра Хьюма, который после статистических вычислений, проделанных с очевидным намерением сокрушить наше учение, утверждал, что, в конце концов, спиритуалисты были правы и большинство призраков на сеансах были «духами» — «ни в коем случае, за исключением самоубийц и оболочек, и тех жертв несчастных случаев, которые умирают, полные какими-либо пожирающими земными страстями, и т.д.», — был бы я совершенно прав и выглядел «профессором »? Подумать только, что вы, который так стремится принять доктрины, противоречащие некоторым наиболее важным положениям физической науки с начала до конца, вы согласились бы на предложение м-ра Хьюма спорить над простым пропуском! Мой дорогой друг, позвольте мне заметить, что простой здравый рассудок должен бы подсказать вам, что человек, который в один день говорит: «Ни в коем случае» и т.д., а несколькими днями позднее отрицает, что он произносил слова «никогда», — не только не есть Адепт, но должен или страдать размягчением мозга, или другим «несчастием». «На полях я писал редко, но не произносил слова «никогда» — относится к полям корректуры вашего письма; те поля, или, чтобы избегнуть нового обвинения, лоскут бумаги, на котором я написал несколько замечаний по этому предмету, приклеенный к полям вашей корректуры, вы вырезали так же, как четыре строчки стихотворения. Почему вы так поступили, вы сами лучше знаете. Но слово «никогда» относится к тем полям.

В одном грехе, однако, я сознаюсь, что «виновен». Этот грех заключается в очень остром чувстве раздражения против м-ра Хьюма после получения его торжествующего статистического письма, ответ на которое вы находите включённым в состав вашего, когда я писал вам материал для вашего ответа на письмо мистера Хандалавала, которое вы относили обратно Е.П.Б. Если бы я не был раздражён, я, возможно, не провинился бы в пропуске. Это теперь моя Карма. Мне не следовало раздражаться или терять хладнокровие; но это его письмо, я полагаю, было седьмым или восьмым в такого рода в течение двух недель. И я должен сказать, что наш друг применяет наиболее жульнически свой интеллект в выдвижении наиболее неожиданных софизмов, какие я когда-либо знал, чтобы щекотать человеческие нервы! Под видом строгого логического рассуждения он совершает ложные выпады в сторону своего противника, и каждый раз, не будучи в состоянии найти уязвимое место и будучи изобличён, он ответит с наиболее невинным видом: «Что вы! Это — для вашей пользы, и вы должны бы быть благодарны! Если бы я был Адептом, я всегда бы знал, что мой корреспондент подразумевал» — и т.д. Будучи Адептом в некоторых малых делах, я знаю, что он в самом деле подразумевает; и его подразумевание сводится к следующему: если бы мы разгласили ему всю нашу философию, не оставив никакой несовместимости необъяснённой, это всё же ни к чему не привело бы. Ибо, как в наблюдении, воплощённом в куплете худибразьяна*:

«У этих мух имеются другие мухи, кусающие их.

А у тех мух — свои мухи, и так без конца...»*

Так и с его возражениями и аргументами. Объясните ему одно, и он найдёт изъян в объяснении; удовлетворите его, доказав, что последнее, в конечном счёте, было правильно, и он кинется на вас за то, что вы говорите слишком медленно или слишком быстро. Это невозможная задача, и я от неё отказываюсь. Пусть это длится до тех пор, пока всё не будет раздавлено собственным весом. Он говорит: «Ни у какого папы римского целовать туфлю я не могу», забывая, что никто его об этом и не просит. «Я могу любить, но не могу поклоняться», — говорит он мне. Пустые слова — никого он не может любить и никого не любит, кроме А.О. Хьюма, и никогда не любил. И действительно, можно бы воскликнуть: «О, Хьюм, пустое слово твоё имя!» — и это доказывается следующими словами, которые я выписываю из одного его письма:

«Если бы не было никакой другой причины, я бы любил М. за его большую преданность вам, а вас я всегда любил (!). Даже когда наиболее зол на вас, так как всегда наиболее чувствителен по отношению к тем, о ком наиболее заботишься, даже тогда, когда я был вполне убеждён, что вы — миф, даже тогда моё сердце стремилось к вам, как оно часто стремится к откровенно выдуманным героям».

Какая-нибудь сентиментальная Бекки Шарп*, пишущая воображаемому возлюбленному, едва ли смогла бы выразить свои чувства лучше!

Вашими научными вопросами займусь на следующей неделе. Я сейчас не дома, но нахожусь совсем близко от Дарджилинга в монастыре, предмете томлений бедной Е.П.Б. Я думал об отъезде к концу сентября, но нахожу это довольно трудным — в своём собственном теле беседовать со Старой Леди, если М. доставит её сюда. А он должен доставить её сюда или же потерять её навсегда, по крайней мере, настолько, насколько это касается её физической триады.

А теперь — до свидания! Я вас ещё раз прошу — не пугайте моего маленького человека; он может оказаться полезным вам в один прекрасный день, только не забудьте — он только «проводник» [см. пояснение на стр. 309].

Ваш К.Х.

* * *

250. Цифры в скобках относятся к комментариям, данным к соответственно обозначенным частям письма Синнетта (№98-А (ML-24А)). (вернуться ↑)

251. Текучее «я» (фр.). (вернуться ↑)

252. Мы увидим, мы увидим! (фр.) (вернуться ↑)

253. К тому времени Д. Кхул получил посвящение и из чела стал Адептом, полноправным сотрудником Братства. (вернуться ↑)

254. Добавление «А» находится в начале этого письма. (вернуться ↑)

255. Сомнительные (фр.). (вернуться ↑)

256. Симеон Столпник, сирийский основоположник новой формы аскезы — столпничества. В 423 году он уединился на небольшой каменной площадке на вершине столба и проводил все свои дни в молитвах и проповедях, которые произносил для многочисленных паломников. (вернуться ↑)

257. Флоренс Найтингейл (1820-1910), английская медицинская сестра и основательница медсестринского дела как женской профессии. (вернуться ↑)

258. Полноценным (лат.). (вернуться ↑)

 

* * *

 

«вы являетесь автором «больших Кругов», «малых Кругов», «земных Кругов» и т.д. и т.д.*» – Имеется в виду, что р азличные английские терминологические обозначения для разных циклов предложил А.П. Синнетт, таким образом вводя новые эзотерические понятия в язык. (вернуться ↑)

«Суть недовольной критики Ч.К.М.*» – отсылка на статью Ч.К. Мэсси в «Свете» от 8 июля 1882 г., где он критикует эти «расхождения» в «Разоблачённой Изиде». (вернуться ↑)

«написанный под моим непосредственным вдохнове- нием*» – Статья «“Разоблачённая Изида” и “Теософ” о реинкарнации», опубликованная Е.П. Блаватской в августе 1882 года в «Теософе», вып. III, № 11, с. 288-289. (вернуться ↑)

«Обозревателя Совершенного Пути*» – Анонимный отзыв о книге «Совершенный Путь», опубликованный в «Теософе», вып. III, Май 1882, стр. 207. (вернуться ↑)

«Вагнера, Паганини, Баварского Короля* и многих других» – Баварский Король – Людвиг II Отто Фридрих Вильгельм Баварский (1845-1886) – король Баварии, известный своей страстью к оперной музыке, пробуждённой после посещения оперы Рихарда Вагнера «Лоэнгрин». (вернуться ↑)

«воплощённом в куплете худибразьяна*» – Худибразьян – стих ямбического тетраметра в замкнутых куплетах. Слово является производным от сатирической поэмы 17-го века «Худибрас» Самюэля Батлера. (вернуться ↑)

«свои мухи, и так без конца...*» – Строки из стихотворения «О Поэзии. Рапсодия» (1733) Джонатана Свифта. (вернуться ↑)

«сентиментальная Бекки Шарп*» – Бекки Шарп – антигероиня сатирического романа У.М. Теккерея «Ярмарка тщеславия». (вернуться ↑)