Русский
English
Письмо 103 (ML-54)
Письмо 103 (ML-54)
К.Х. ~ Синнетту
Получено в Симле в октябре 1882 г.
Мой дорогой друг! Смещение и отречение нашего великого «Я есмь» [Хьюма] является одним из наиболее приятных событий в этом сезоне для вашего покорнейшего слуги.263 «Моя вина!» — я восклицаю и охотно помещаю свою повинную голову под дождь пепла от симлских сигар, если вам угодно, — так как я это сделал! Некоторая польза от этого получилась в виде превосходного литературного труда (хотя, в самом деле, я больше предпочитаю ваш стиль) для Основного Общества, но никакой — для несчастного «Эклектика». Что он сделал для него? Он жалуется в письме к Шишир Кумар Гошу* (из «А.Б. Патрика»), что вследствие его (?), Хьюма, непрестанных усилий он почти «обратил Чезни в теософа», тогда как великий антихристианский дух «Теософа» с силой оттолкнул полковника. Это то, что мы называем фальсификацией исторических данных. Посылаю вам его последнее письмо ко мне, в котором вы обнаружите, что он всецело находится под влиянием своего нового гуру — «хорошего ведантиста Свами»* (который предлагает учить его адвайтистской философии, с Богом, добавленным в неё в качестве усовершенствования), и сандарамского духа. Его аргументом, как видите, является то, что у «доброго старого Свами» он, во всяком случае, что-нибудь узнает, тогда как у нас невозможно «что-нибудь узнать». Я «никогда не внушал ему уверенности, что все эти письма не являются плодом изобретательных мозгов Старой Леди». Даже теперь он добавляет, когда получил субъективную уверенность, что мы являемся существами, отличными от мадам Б.: «Я не могу сказать, кто вы — вы можете быть Джуал Кхулом или духом высокого восточного плана», и так далее в том же духе. В прилагаемом мною письме он говорит, что мы можем быть «тантриками» (хорошенько убедитесь в ценности этого комплимента) и что он приготавливается — нет, уже совсем приготовился — ринуться из крайнего адвайтизма в трансцендентальный теизм ещё раз. Аминь. Передаю его в Армию Спасения.
Мне бы, однако, не хотелось, чтобы он совершенно порвал связь с Обществом; во-первых, из-за присущих ему литературных достоинств, а затем потому, что у вас тогда появился бы неутомимый, хотя и тайный враг, который проводил бы своё время в писании, опорожняя свои чернила против Теософии и осуждая всех и каждого в Обществе, всем и каждому вне его, и делал бы неприятности на каждом шагу тысячами других способов.
Как я ранее сказал, ему может показаться, что он простил. Он как раз такой человек, который способен обманывать самого себя, полагая, что он великодушно простил, стоя перед своим отражением в зеркале, но в действительности он не прощает и никогда не забывает.
Это была приятная новость для М. и всех нас — услышать, как единодушно и спокойно вы были избраны Президентом, и мы все, Учителя и ученики, братски и горячо приветствуем ваше восшествие на пост. Это совершившийся факт, который примиряет нас даже с грустными и унизительными вестями, что м-р Хьюм выразил своё полное равнодушие к ученикам и даже их Учителям, добавив, что его мало интересует встреча и с теми и с другими. Но довольно о нём, кто может быть лучше обрисован словами тибетской пословицы: «... подобен птице ночной; днём он изящный кот, ночью — безобразная крыса».
Краткий совет — серьёзное предупреждение от нас обоих: нисколько не доверяйте Ферну, берегитесь его. Его безмятежное спокойствие и улыбки, когда он говорит «о мягком нагоняе, перемешанном с прощением» и о том, что лучше получить нагоняй, чем быть отброшенным, — всё это напускное. Его покаянное письмо к М.264 с сожалениями, которое М. посылает вам для сохранения, неискренне. Если вы не будете усиленно следить за ним, он вам спутает все карты так, что это приведёт к развалу Общества, ибо он поклялся самому себе великой клятвой, что Общество должно или пасть, или подняться с ним самим. Если ему опять не удастся добиться своей цели в следующем году — а, несмотря на все его великие дарования, как может такой неизлечимый маленький иезуит и лжец не провалиться? — он сделает всё возможное, чтобы утянуть Общество вниз за собой, по крайней мере в том, что касается веры в «Братьев». Попытайтесь спасти его, если возможно, мой дорогой друг, сделайте всё, что можете, чтобы обратить его к правде и самоотверженности. Действительно жаль, что такие дарования должны быть потоплены в трясине порока, так глубоко привитого ему его прежними учителями. Пока что остерегайтесь допустить того, чтобы он мог увидеть какое-нибудь из моих писем.
Теперь о Ч.К. Мэсси и ваших письмах. И его ответ, и ваш — превосходны. Несомненно, более искреннего, правдивого и благородного человека (включая С. Мозеса) трудно найти среди британских теософов. Его единственный и главный недостаток — слабость. Если бы он когда-нибудь узнал, как глубоко несправедлив он был в мыслях по отношению к Е.П.Б., не было бы человека, чувствующего себя более несчастным, нежели он сам. Но об этом не сейчас. Если вы помните, в моём письме к X. по этому вопросу я «запретил все приготовления» по той простой причине, что Британское Теософское Общество развалилось и фактически его больше не существовало. Но, если память меня не обманывает, я добавил, что если они снова восстановят его на крепкой основе с такими членами, как м-с Кингсфорд и её писарь, то у нас не было бы возражений учить их через вас. Я определённо возражал против того, чтобы мои письма печатались и циркулировали подобно посланиям Павла на Эфесском базаре ради пользы (или, возможно, высмеивания и критики) отдельных членов, которые с трудом верят в наше существование. Но у меня нет возражений в случае такого положения, какое предложено со стороны Ч.К.М. Но только дайте им сперва всё организовать, оставляя таких изуверов, как Уайлд, строго в изоляции. Он отказался допустить сестру м-ра Хьюма, м-с Б., на том основании, что, никогда не видев месмерических феноменов, она не верила в месмеризм. И он отказался допустить Крукса, рекомендованного Ч.К.М. Я никогда не откажу в моей помощи группе людей, искренне и горячо желающих учиться, но, если опять будут допущены такие люди, как м-р Хьюм, которые вообще находят удовольствие играть в каждой организации, куда они попадают, роли, игравшиеся Тифоном* и Ариманом* в египетских и зороастрийской системах, — тогда лучше этот план оставить.
Я страшусь появления в печати нашей философии в изложении м-ра Хьюма. Я прочитал три его очерка, или главы, о Боге(?), космогонии и отрывки о происхождении всего вообще, и мне пришлось почти всё вычеркнуть. Он делает из нас агностиков!! Мы не верим в Бога, потому что у нас до сих пор нет доказательств и т.д. Это до нелепости смешно. Если он опубликует то, что я читал, я прикажу Е.П.Б. или Джуал Кхулу всё это опровергнуть, так как я не могу допустить, чтобы наша священная философия так искажалась. Он говорит, что люди не поймут всей истины, что если мы не приспособимся к ним, давая им надежду, что может существовать «любящий Отец и Творец на небесах», то наша философия будет опровергнута заранее. В таком случае, чем меньше такие глупцы будут знать о наших доктринах, тем лучше для всех. Если же они хотят всю истину и ничего другого, кроме истины, — милости просим. Но никогда они не найдут нас (во всяком случае) идущими на компромисс и потворствующими общественным предрассудкам.
Назовёте ли вы это всё «чистосердечным» и честным с вашей «европейской точки зрения»? Читайте это письмо и судите. Правда в том, мой дорогой друг, что, несмотря на большую волну увлечения мистицизмом, которая теперь проносится над частью образованных классов Европы, люди Запада пока что ещё очень мало научились признавать то, что мы называем мудростью в её высочайшем смысле. До сих пор только тот считается мудрым в своём кругу, кто наиболее легко умеет вести свои житейские дела так, чтобы последние могли принести ему наибольшее количество материальных благ — почестей и денег. В истинной мудрости всегда было отказано и будет отказано ещё на долгое время — до самого завершения пятой расы — тому, кто стремится к могуществу ума ради себя, для его собственного удовольствия и целей, не имея задачи направлять ум в сторону достижения общего блага. Большинство из ваших поклоняющихся золоту земляков наши факты и положения считали бы полётами фантазии, мечтаниями сумасшедших.
Пусть «Фрагменты» и даже ваши собственные прекрасные письма, опубликованные в «Свете», попадут в руки и будут читаться обычной публикой, будь то материалисты, теисты или христиане, — десять шансов против одного, что каждый средний читатель искривит свои губы в усмешке и с замечанием, что «всё это, может быть, очень глубоко и учёно, но какая польза от этого в практической жизни?», выбросит из своей головы и письма, и «Фрагменты» навсегда.
Но теперь ваши отношения с Ч.К.М., кажется, изменяются, и вы постепенно приводите его в себя. Он искренне жаждет ещё раз попробовать изучать оккультизм и «доступен убеждению». Мы не должны его разочаровывать. Но я не могу снабдить ни его, ни даже вас новыми фактами до тех пор, пока всё данное мною ранее не будет оформлено с самого начала (смотрите очерки м-ра Хьюма) и не будет преподано [изучающим] систематически, не будет усвоено и привито им.
А теперь я вам отвечу на бесчисленные вопросы, научные и психологические, и вам хватит материала на один-два года. Разумеется, я всегда готов давать и дальнейшие объяснения, и неизбежные добавления, но я решительно отказываюсь учить дальше, прежде чем вы усвоите и поймёте всё, что уже дано. Также я не хочу, чтобы вы печатали что-либо из моих писем без предварительного редактирования и оформления вами. У меня нет времени писать формальные статьи. Кроме того, мои литературные способности не простираются так далеко.
Теперь, как насчёт ума Ч.К.М., столь настроенного против автора «Изиды» и нас самих, осмелившихся на попытку ввести Эглинтона в священные пределы Британского Т.О. и назвать <+> «Братом»? Не встанут ли наши объединённые прегрешения и нарушения, «с европейской точки зрения», грозно на нашем пути к взаимному доверию и не приведут ли они нас к бесконечным подозрениям и недоразумениям? Сейчас я не собираюсь предоставлять британским теософам доказательства о нашем существовании с плотью и костями или о том, что я совсем не «сообщник» Е.П.Б., ибо всё это вопрос времени и — Кармы. Но даже допуская, что очень легко доказать первое, было бы гораздо труднее опровергнуть последнее. К.Х., т.е. смертный, весьма обычной наружности и довольно сносно знакомый с английским языком, с Ведантой, Буддийской философией и немножко даже с «фокусами» гостиных, легко может быть найден и доставлен, чтобы продемонстрировать его объективное существование вне всяких сомнений и придирок. Но как насчёт того, чтобы создать положительную моральную уверенность, что этот индивидуум, который может таким образом появиться, не есть поддельный К.Х., какой-то сообщник Е.П.Б.? Разве Сен-Жермен и Калиостро, оба джентльмена с высшим образованием и достижениями и, по-видимому, европейцы, а не «темнокожие», вроде меня, не рассматривались в своё время — да и теперешними потомками рассматриваются — как самозванцы, сообщники, фокусники и тому подобное?
Всё же я морально обязан успокоить его ум — через ваше любезное посредничество — в отношении Е.П.Б., якобы обманувшей и введшей его в заблуждение. Он, кажется, думает, что достал об этом доказательства, которые совершенно неоспоримы. Я говорю, что он не достал. То, что он достал, есть просто доказательства подлости некоторых людей и бывших теософов, таких как Харричанд Чинтамон из Бомбея, теперь из Манчестера и ещё из одного места. Этот человек, ограбивший Основателей и Даянанда на 4000 рупий, обманывал и вводил их в заблуждение с самого начала (ещё в Нью-Йорке) и затем, будучи обличён и исключён из Общества, убежал в Англию и постоянно ищет и жаждет мести. Есть и другой, такой как доктор Биллинг*, муж хорошей, честной женщины, единственного совершенно надёжного и честного медиума, какого я только знаю, — м-с М. Холлис-Биллинг, на которой он женился ради нескольких тысяч фунтов стерлингов. Он разорил её в течение первого года супружеской жизни, после чего вошёл в сожительство с другим медиумом. И когда Е.П.Б. и Олькотт яро упрекнули его, он оставил и жену, и Общество и преисполнился жгучей ненавистью к обеим женщинам. С тех пор постоянно стремится отравить умы британских теософов и спиритуалистов, настраивая их против своей жены и Е.П.Б. Пусть Ч.К.М. сложит вместе эти факты, пусть проникнет в тайну и проследит связь между своими осведомителями и двумя клеветниками на двух невинных женщин. Пусть он исследует тщательно и терпеливо, прежде чем поверит некоторым донесениям и даже выдвигаемым доказательствам, чтобы не перегрузить собственную Карму грехом тяжелее, чем какой-либо другой.
Нет камня, который бы не перевернули эти два человека для осуществления своего злобного замысла. Пока Харричанд Чинтамон никогда не упускал случая оказать своё доверие каждому попавшемуся теософу, чтобы вливать ему в уши фальшивые новости из Бомбея о двуличности Основателей и распространять слухи среди спиритуалистов о фальшивых феноменах мадам Блаватской, изображая их просто «нахальными трюками», так как она якобы не имеет никакого действительного представления о силах йоги; или опять показывая её письма, полученные в то время, когда она была в Америке, в которых она изображена как советующая ему выдавать себя за одного из «Братьев» и таким образом ещё лучше обманывать британских теософов.
Пока Х.Ч. проделывает всё это и гораздо большее, м-р Биллинг в это время «обрабатывает» лондонских мистиков. Он позирует перед ними как жертва своей слишком большой доверчивости жене, оказавшейся фальшивым хитрым медиумом, пользующейся в этом помощью и поддержкой Е.П.Б. и Олькотта. Он жалуется на свою жестокую судьбу и клянётся честью (!), что он оставил её только потому, что открыл в ней самозванку и его честь восстала против такого союза. Таким образом, именно по причине и в силу авторитетности заявлений таких людей, а также заявлений слишком доверчивых персон, которые, веря в них, помогают им, Ч.К.М. постепенно доходит до того, что отрекается и не признаёт «отвратительного и безобразного изменника», который был «подсунут ему» под маской Е.П.Б. Поверьте мне, это не так. Если он вам скажет, что ему даны были документальные доказательства, ответьте ему, что письмо, написанное его почерком и за собственной его подписью, которое, будучи переданное в руки закона, в 24 часа отправило бы его на скамью подсудимых, может быть подделано с такой же лёгкостью, как и всякий другой документ. Человек, способный подделать подпись завещателя на поддельном завещании и затем вложить его в руки умершего человека, чтобы затем, вставив перо в руку покойника, водить этой рукой по готовой уже подписи для того, чтобы доставить свидетелям возможность присягнуть, что они видели, как человек его подписывал, — такой человек готов совершить гораздо больше, чем просто оклеветать непопулярного иностранца.
Когда, мучимый стыдом вследствие разоблачения и пылая местью, Х.Ч. прибыл три года тому назад из Бомбея, Ч.К.М. не принял бы его и не стал бы слушать его оправдания, так как Даянанд, которого он в то время признавал как своего духовного главу, послал ему извещение, чтобы он не поддерживал никаких связей с вором и предателем. Но случилось так, что и Ч.К.М., и К. Картер Блэйк, иезуит (исключённый из Общества за клевету в «Пэл Мэл Газетт» на Свами), и Харричанд стали близкими друзьями. Картер Блэйк более двух лет переворачивал небо и землю, чтобы добиться снова принятия в Общество, но Е.П.Б. оказалась китайской стеной. Оба бывших члена договорились, посоветовались и с тех пор начали работать вместе в согласии. Это сделало тайного врага номер три. На их пути стояла преданность Ч.К.М. к Е.П.Б. — они начали работать на разрушение объекта этой преданности — Е.П.Б. — путём поколебания доверия Ч.К.М. к ней. Биллингу, который никогда не мог надеяться на успех в этом направлении, так как Ч.К.М. знал его слишком хорошо, так как выступал как защитник закона в деле его разорённой и покинутой жены, удалось-таки возбудить в нём подозрение к м-с Биллинг как медиуму, другу и защитнице Е.П.Б. Так почва была хорошо подготовлена для посева любого сорняка.
Затем, как молния с неба, произошла неожиданная атака Свами на Основателей, и она нанесла смертельный удар дружбе Ч.К.М. Это произошло потому, что Свами был представлен ею как высокий ученик, посвящённый. Он же вообразил, что никогда не был таким и что Е.П.Б. обманула всех! После апрельского столкновения он стал лёгкой добычей для её врагов. Возьмите «Свет», сравните даты и различные осторожные и прикрытые атаки. Увидите колебание Ч.К.М. и затем его внезапный наскок на неё. Разве вы не можете читать между строк, мой друг?
Но что относительно С. Мозеса? Он, по крайней мере, не такой человек, чтобы произнести умышленную ложь, и ещё менее — повторять клеветнические слухи. Он, по крайней мере, так же, как и Ч.К.М., джентльмен до кончиков пальцев и честный человек. Ну и что из этого? Вы забываете его глубокое и искреннее раздражение на нас и Е.П.Б., как спиритуалиста и избранного сосуда Императора. Ч.К.М. несведущ в законах и тайнах медиумизма, и он его надёжный друг. Возьмите опять «Свет» и увидите, как открыто растёт его раздражение и становится громче в его «Записках мимоходом». Он совсем неправильно понял, что вы хотели сказать, или, вернее, ваши цитаты (за которыми не следовало никаких объяснений) из моего письма к вам, а вы, в свою очередь, никогда не понимали правильно ситуацию. Что я тогда сказал, повторяю теперь: между высочайшими и нижайшими степенями планетных духов — бездна (это в ответ на ваш вопрос: есть ли <+> Планетный Дух?), а затем повторю моё утверждение, что <+> есть «Брат». Но что такое «Брат» в действительности — вы знаете? За то, что добавила Е.П.Б. — возможно, из глубин её собственного сознания, — я не считаю себя ответственным, ибо она с полной уверенностью ничего не знает о <+> и часто, «видя сны», извлекает свои собственные заключения. Результат: С.М. рассматривает нас как самозванцев и лжецов, если мы только не являемся выдумкой, в этом случае этот комплимент возвращается к Е.П.Б.
Теперь, каковы же факты и обвинения, выдвинутые против Е.П.Б.? Много теней против неё в уме Ч.К.М., и с каждым днём они становятся чернее и безобразнее. Я дам вам пример. Находясь в Лондоне у Биллингов в январе 1879 г., Е.П.Б. извлекла из-под стола фарфоровый чайник. Ч.К.М. просил её дать и ему какой-нибудь произведённый феноменом предмет. Согласившись, она заставила маленькую коробочку для карт, какие изготавливаются в Бомбее, появиться в кармане его пальто, висящего в передней. Внутри неё или тогда, или позднее была найдена полоска бумаги с факсимиле подписи Х.Ч. В то время у него никакие подозрения не возникали, так как в самом деле для них не было никакого основания. Но теперь, вы видите, он верит, что это если и не совсем трюк, то, во всяком случае, полуобман. Почему? Потому что в то время он верил, что Х.Ч. есть ученик, чуть ли не великий Адепт, как было ему внушено и позволено думать самой Е.П.Б. А теперь он знает, что Х.Ч. никогда не был учеником, так как он сам это отрицает, говоря, что никогда не обладал никакими силами; он отрицает знание и веру в таковые и говорит каждому, что даже Даянанд никогда не был йогом, а просто «честолюбивый самозванец» наподобие Магомета.
Короче говоря, уйма лжи была приписана Основателям. Затем — её письма и донесения, доверие «достойным свидетелям » о её сообщничестве с м-с Биллинг. Как следствие, отсюда — сообщничество между нею и Эглинтоном. Она оказалась, во всяком случае, архизаговорщицей, обманщицей, ловкой пройдохой; или же она — галлюцинирующая сумасшедшая, одержимый медиум! Европейская западная логика. Письма? Очень легко изменить слова, спутать всё значение фразы. Так обстоит дело и с её письмами к Свами, которые он свободно переводит, цитирует и комментирует в июльском «Приложении». Пожалуйста, сделайте одолжение — внимательно снова прочтите «Защиту». Обратите внимание на бесстыдную ложь «великого реформатора» Индии. Помните, в чём вам сознались и затем отрицали. И если моё честное слово что-нибудь значит, то знайте, что Д. Свами был посвящённым йогом, очень высоким учеником в Бадринате, обладающим большими силами и знанием несколько лет тому назад, но теперь утерянными; что Е.П.Б. говорила вам только правду, так же как и то, что Х.Ч. был его учеником, который предпочёл «левый путь».
А теперь посмотрите, что получилось из этого поистине великого человека, кого мы все знали и на кого возлагали надежды. Вот он — моральный калека, загубленный своим честолюбием и задыхающийся в своей последней борьбе за верховенство, которого, он знает, мы не оставим в его руках. А теперь, если этот человек, который в десять раз выше морально и интеллектуально, нежели Харричанд, мог так низко пасть и прибегнуть к таким подлым средствам, на что же тогда его экс-друг и ученик Харричанд будет способен, чтобы утолить свою жажду мести? Первый, по крайней мере, имеет одно извинение — своё свирепое честолюбие, которое он ошибочно принимает за патриотизм; его второе «я» [Х.Ч.] не имеет никакого извинения, только желание вредить тем, кто его разоблачил. И чтобы этого достичь, он готов делать всё, что угодно.
Но вы, может быть, осведомитесь, почему мы не вмешались? Почему мы, естественные покровители Основателей, если и не Общества, не остановили этих позорных заговоров? Уместный вопрос, только я сомневаюсь, будет ли мой ответ ясно понят, несмотря на всю его искренность. Вы совсем не знакомы с нашей системой, и если бы мне удалось вам её объяснить, то десять шансов против одного, что «ваши лучшие чувства» европейца были бы возмущены, если не хуже, такой «шокирующей» дисциплиной. Фактом является то, что до последнего и высшего посвящения каждый ученик (и даже некоторые Адепты) предоставляется самому себе, собственному уму-разуму. Нам приходится самим сражаться в своих битвах, и старая знакомая пословица: «Адептов не делают — ими становятся» — правильна буквально. Так как каждый из нас является творцом и породителем причин, которые ведут к тем или другим результатам, то мы должны пожинать то, что мы посеяли. Нашим ученикам оказывается помощь только тогда, когда они невиновны в причинах, приведшим их к неприятностям; когда такие причины порождены чужими, внешними влияниями. Жизнь и борьба за адептство были бы слишком легки, если бы за каждым из нас стояли бы мусорщики, чтобы отметать прочь следствия, порождённые нами через нашу необдуманность и самонадеянность. Каждый ученик перед тем, как ему позволяют уйти в мир, наделяется в большей или меньшей мере силами ясновидения. И за исключением этой способности (которая, если бы за ней не наблюдали и вовремя не останавливали, могла бы привести к разоблачению некоторых секретов, которые не должны быть раскрыты), им предоставлена полная свобода в применении своих сил, какими бы они ни были. Почему бы им их не применять? Таким образом, шаг за шагом и после серии наказаний, на горьком опыте ученик приучается руководить своими импульсами. Он теряет свою опрометчивость, своё самодовольство и никогда не повторяет одной и той же ошибки.
Всё, что теперь происходит, вызвано самой Е.П.Б., и вам, мой друг и брат, открою её недостатки, ибо вы были проверены и испытаны, и вы единственный до сих пор не провалились на испытаниях, во всяком случае в одном направлении — в осторожности и молчании. Но прежде чем я открою один большой её недостаток (недостаток, действительно, по своим бедственным результатам, но в то же время и добродетель), я должен вам напомнить о том, что вы всем сердцем так ненавидите, а именно, что каждый, входящий в контакт с нами, каждый, выявивший желание больше узнать о нас, должен подвергнуться испытаниям и испытывается нами. Таким образом, Ч.К.М. не больше, чем другие, мог избегнуть испытаний. Его искушали и позволили быть обманутым очевидностью, позволили пасть очень легко жертвой своей слабости — подозрительности и недостатка уверенности в себе. Короче — его нашли лишённым первого элемента успешности кандидата: непоколебимой веры в то, на чём держатся его убеждения и что пустило корни в знание, а не просто веру в некоторые факты.
Ч.К.М. знает, что некоторые её феномены подлинны неоспоримо. Его положение в этом отношении точно такое же, как ваше и вашей супруги относительно жёлтого камня на кольце*. Думая, что у вас имеются основания верить, что камень, о котором идёт речь, был просто доставлен (перенесён откуда-то подобно кукле), а не удвоен, как она уверяла, и с неприязнью в глубине сердца к такому ненужному обману с её стороны — как вы всегда думали — вы всё равно не отказались от неё, не обличали и не жаловались в газетах, как поступил он. Короче говоря, даже не признавая в глубине сердца правильности её заявления, вы не сомневались в самом феномене, но только в точности её объяснения. И хотя вы были совершенно не правы, несомненно, поступили правильно, действуя в таком деле с такой осторожностью. Не так было в его случае. После того как он три года питал к ней слепую веру, доходящую почти до благоговения, при первом дуновении успешной клеветы, он, верный друг и превосходный адвокат, падает жертвой гнусного заговора, и его отношение к ней меняется в решительное презрение и убеждение в её виновности! Вместо того, чтобы поступить так, как бы вы поступили в таком случае, а именно — или никогда не упоминать ей об этом факте, или просить у неё объяснения, давая обвиняемой возможность защищаться и таким образом действовать соответственно своей честной натуре, он предпочёл дать выход своим чувствам через прессу и, чтобы удовлетворить свою злобу против неё самой и нас, прибег к косвенным нападкам на изложенное ею в «Изиде».
Кстати, прошу у вас прощения за отклонение, он, кажется, не считает её ответ в «Теософе» «откровенным»? Забавная логика, когда она исходит из такого строго логического человека. Если бы он провозгласил во весь голос, что автор или авторы «Изиды» не были откровенны, когда писалась эта книга, что они часто и умышленно вводили в заблуждение читателя тем, что не добавляли необходимых объяснений и давали только части истины, даже если бы он заявил (как это делает Хьюм), что этот труд кишит «настоящими ошибками» и умышленными ложными заявлениями, он был бы со славой оправдан, потому что он был бы прав «с европейской точки зрения», и мы бы от всего сердца извинили его, опять-таки из-за европейского образа суждения — это нечто врождённое, и он тут ничего не может поделать. Но назвать правильное и правдивое объяснение «неоткровенным» есть нечто, что мне трудно понять, хотя я вполне осведомлён, что его взгляд разделяется вами. Увы, мои друзья, я очень боюсь, что соответственные наши стандарты правильного и неправильного никогда не совпадут, так как побуждение, мотив для нас — всё, а вы никогда не пойдёте дальше очевидности. Однако вернёмся к главному вопросу.
Таким образом, Ч.К.М. всё прекрасно знает. Он слишком хороший наблюдатель человеческой натуры, чтобы остаться в неведении о том, наиболее важном из фактов, а именно — у этой женщины нет возможных мотивов для обмана. В его письме имеется фраза, которая, если бы была составлена в более добром духе, очень годилась бы, чтобы доказать, насколько хорошо он в состоянии оценить и признать действительные мотивы, если бы его ум не был отравлен предвзятым мнением, обязанным, возможно, больше раздражению С. Мозеса, нежели усилиям трёх вышеуказанных врагов. Он замечает, говоря мимоходом, что система обмана, может быть, обязана своим происхождением усердию Е.П.Б., но рассматривает это как нечестное усердие.
А теперь — хотите ли вы знать, насколько она виновата? Знайте тогда, что если она когда-либо была виновата в настоящем действительном обмане из-за этого «усердия», то это было, когда при совершении феноменов, за исключением таких пустяковых, как стук и звук колокольчика — постоянно отрицала, что она лично имеет к ним какое-либо отношение. С вашей европейской точки зрения это прямой обман, громкая ложь, а с нашей азиатской — это неблагоразумное, порицаемое усердие, неправдивое преувеличение или то, что янки называли «чрезмерная восторженность», предназначаемая в пользу «Братьев». Всё же, если мы заглянем в мотив, побуждение, то увидим, что оно возвышенное, самоотверженное, благородное и заслуживающее похвалы, но не бесчестное! Да, в этом, и только в этом одном она постоянно становится виноватой в обмане друзей. Её никогда нельзя было заставить понять крайнюю бесполезность и опасность такого усердия, понять, что она ошиблась в своём мнении, что она этим увеличивает нашу славу, тогда как, приписывая нам очень часто феномены весьма ребяческого свойства, она лишь понижала нас в оценке публики и подтверждала заявления своих врагов, что она «только медиум»! Но говорить ей это было бесполезно. Согласно нашим правилам, М. не разрешалось запрещать ей такой образ действий. Короче говоря, ей должна была быть предоставлена полная свобода действий, свобода создавать причины, которые в должное время стали её бедствием, её позорным столбом. Он мог в лучшем случае запретить ей производить феномены, и к этой последней крайности он прибегал так часто, как только мог, к великому недовольству её друзей и теософов. Было ли это или есть недостаток умственной восприимчивости в ней? Несомненно — нет! Это психологическая болезнь, над которой у неё мало власти. Её импульсивная натура, как вы правильно заключили в вашем ответе, всегда готова увлечь её за пределы истины в область преувеличений, тем не менее безо всякой тени подозрения, что она этим обманывает своих друзей и злоупотребляет великим их доверием к ней. Стереотипная фраза: «Это не я. Я сама ничего не могу сделать... Это всё они — Братья... Я только их смиренная рабыня и орудие» — это явное враньё. Она может и производит феномены благодаря её природным силам и долгим годам регулярной тренировки, и её феномены иногда лучше, чудеснее и гораздо более совершенны, нежели некоторых высоких посвящённых учеников, которых она превосходит в художественном вкусе и чисто западной оценке искусства, например — в мгновенном создании картин. Вот свидетельство — её портрет «факира» Тиравалла*, 
упомянутый в «Намёках», в сравнении с моим портретом, созданным Джуал Кхулом. Несмотря на всё превосходство его сил по сравнению с её силами, его молодости, противопоставленной её старости, а также неоспоримое и важное преимущество, которым он обладает потому, что его чистый неомрачённый магнетизм никогда не имел прямого соприкосновения с великой нечистотой вашего мира и общества, — всё же, делай он что угодно, он никогда не создаст такой картины просто потому, что он не в состоянии представить её в своём уме и в тибетском мышлении.
Таким образом, приписывая нам авторство всякого рода дурацких, часто неуклюжих и подозрительных феноменов, она неоспоримо помогала во многих случаях, сэкономив нам иногда две трети применяемой энергии, и, когда её за это упрекали, ибо часто мы были не в состоянии помешать ей и в этом — она отвечала, что ей она [энергия] не нужна и что её единственная радость — быть полезной нам. И, таким образом, она продолжала убивать себя дюйм за дюймом, готовая отдать ради нашей пользы и прославления, как она думала, свою кровь жизни каплю за каплей, и всё же неизменно отрицая это пред свидетелями и утверждая, что она к этому ни имеет никакого отношения. Назовёте ли вы это возвышенное, хотя и глупое самоотречение — «бесчестным»? Мы — нет. И также мы никогда не согласимся рассматривать это в таком свете.
Теперь подойдём к сути: движимая тем чувством и крепко веря в то время (потому что было позволено), что Харричанд есть достойный ученик (учеником он, несомненно, был, хотя никогда не был достойным, так как он всегда был эгоистичным, составляющим заговоры негодяем, оплачиваемым из секретных сумм покойного Гайеквада*) йога Даянанда, она позволила Ч.К.М. и всем тем, кто присутствовал, находиться под впечатлением, что Харричанд является тем лицом, которое произвело феномен, а затем она в течение двух недель трещала о великих силах Свами и добродетелях Харричанда — его «пророка». Как страшно она была наказана, каждый в Бомбее (так же как и вы сами) хорошо знает. Сперва «ученик» превратился в предателя по отношению к своему учителю и его союзникам, потом он стал обычным вором. Затем «великий йог», «Лютер Индии» принёс её и Олькотта в жертву своему неутолимому честолюбию. Весьма естественно, что в то время, как предательство Харричанда, каким бы ни казалось возмутительным оно для Ч.К.М. и других теософов, оставило её не задетой, — ибо Свами сам, будучи ограбленным, взялся защищать «Основателей», — предательство «Верховного Главы Теософов Арья Самадж» не было рассмотрено в надлежащем свете; вышло так, что не он повёл фальшивую игру, но вся вина легла на эту несчастную и слишком преданную женщину, которая, превозносив его до небес, была вынуждена в целях защиты обличать его злые умыслы и истинные мотивы в «Теософе».
Такая правдивая история и факты относительно её «обмана» или, в лучшем случае, «нечестного усердия». Нет сомнения, что она заслужила часть этих упрёков; невозможно отрицать, что она увлекается преувеличениями вообще, и, когда дело доходит до «раздувания» тех, кому она предана, её энтузиазм не знает границ. Таким образом, она из М. сделала Аполлона Бельведерского. Её пламенное описание его физической красоты заставило его не раз вскакивать в гневе и сломать свою озоновую трубку, бранясь подобно истинному христианину. Также под её красноречивой фразеологией я сам имел удовольствие услышать, как меня превратили в «ангела чистоты и света», только без крыльев. Иногда мы не можем не рассердиться на неё, но чаще смеёмся. Всё же те чувства, которые находятся в основе всех этих смешных излияний, слишком горячи, слишком искренни и правдивы, чтобы их не уважать или даже обращаться с ними равнодушно.
Я не думаю, чтобы я когда-нибудь был более глубоко тронут чем-либо, чему я был свидетелем в своей жизни, как я был тронут восторженной радостью этого бедного старого создания, когда мы недавно встретились оба в своих физических телах с нею, один — после трёх лет, другой — почти после двух лет отсутствия и телесного расставания. Даже флегматичный М. был выведен из равновесия таким проявлением, в котором он являлся главным героем. Ему пришлось употреблять свою силу и погрузить её в глубокий сон, иначе у неё лопнули бы некоторые кровеносные сосуды, включая почки, печень и её «внутренности», как говорит наш друг Оксли, в её лихорадочных попытках расплющить свой нос о его плащ для верховой езды, запачканный сиккимской грязью! Мы оба смеялись, и всё же разве мы могли остаться нетронутыми?
Разумеется, она совершенно не годна в качестве настоящего, истинного Адепта: её натура склонна к слишком страстной привязанности, а мы не имеем права поддаваться личным привязанностям и чувствам. Но вы не можете знать её так, как мы. Поэтому никто из вас никогда не будет в состоянии судить её беспристрастно и правильно. Вы видите поверхность вещей. И то, что вы называете «добродетелью», придерживаясь очевидности, мы будем судить лишь после того, как измерим объект до его наибольших глубин, и вообще, предоставляем очевидностям самим заботиться о себе. По вашему мнению, Е.П.Б., в лучшем случае для тех, кто любит её ради её самой, — необычная, странная женщина, психологическая загадка, импульсивная и добросердечная, но всё же не свободная от порока неправды. Мы, с другой стороны, под одеянием эксцентричности и дурости находим в её внутреннем «Я» более глубокую мудрость, чем вы когда-либо будете в состоянии постичь. В поверхностных деталях её обычной труженической повседневной жизни и дел вы различаете только непрактичность, женские импульсы, часто — абсурдность и дурость. Мы, наоборот, наталкиваемся ежедневно на черты её внутренней натуры, в высшей степени тонкие и изысканные, которые стоили бы непосвящённому психологу годов постоянного напряжённого наблюдения и многих часов тщательного анализа и усилий, чтобы составить мнение о глубинах наиболее тонкой из тайн — человеческом сознании — и об одном из самых сложных её механизмов — ума Е.П.Б. — и, таким образом, познать её истинное внутреннее «Я».
Всё это вы вольны рассказать Ч.К.М. Я внимательно его наблюдал и чувствую достаточно уверенности, что то, что вы скажете ему, будет иметь гораздо больше влияния на него, чем дюжина К.Х. могла бы рассказать ему лично. «Император» стоит между нами двумя и будет, боюсь, стоять так всегда. Его верность и вера в утверждения живого друга, европейца, никогда не может быть поколеблена обратными утверждениями азиатов, которые для него — если и не только плод воображения — являются ничем не брезгующими «сообщниками». Но мне хочется, если возможно, показать вам его великую несправедливость и обиду, нанесённую им невинной женщине, во всяком случае, сравнительно невинной. Каким бы помешанным энтузиастом она ни была бы, даю вам честное слово, что она никогда не была обманщицей. Также она никогда не произносила преднамеренной неправды, хотя её положение часто становилось нелепым, так как ей приходилось скрывать многое согласно данным ею торжественным обетам. Теперь я покончил с этим вопросом.
Я теперь собираюсь, добрый друг, подойти к предмету, который, как я знаю, очень противен вашему уму, так как вы повторно говорили и писали об этом. И всё же, чтобы дать вам ясное понятие о некоторых вещах, я вынужден об этом говорить. Вы часто задавали вопрос: «Почему Братья отказываются обратить своё внимание на таких достойных и искренних теософов, как Ч.К.М. и Худ, или такого драгоценного субъекта, как С. Мозес?» Я теперь отвечу вам очень ясно, что мы так поступали с самого начала, как только перечисленные джентльмены вошли в контакт с Е.П.Б. Все они были проверены и испытаны различными способами, и никто из них не оказался на высоте желаемого положения. М. обратил особое внимание на Ч.К.М. по причинам, которые я сейчас объясню, и с результатами, которые в настоящее время вам известны. Вы можете сказать, что такой тайный способ испытания людей нечестен, что мы должны предупредить их и т.д. Всё, что я могу сказать вам, что это может быть так с вашей европейской точки зрения, но, что, будучи азиатами, мы не можем отступить от своих правил.
Характер человека, его истинная внутренняя натура никогда не может быть основательно выяснена, если человек знает, что за ним наблюдают, или он стремится к цели. Кроме того, полковник О. никогда не делал секрета из этого нашего приёма, и все британские теософы, если они не знают, то должны бы знать, что все они в совокупности, после нашей санкции находятся под регулярным испытанием. Что касается Ч.К.М., из всех теософов он был тем, кого отобрал М. с особой целью вследствие настойчивых просьб Е.П.Б. и его особого обещания. «Он когда-нибудь повернётся к вам спиною, pu-mo!265» — М. повторил ей этот ответ на её мольбы принять его в регулярные ученики с Олькоттом. «Этого он никогда не сделает!» — воскликнула она в ответ. «Ч.К.М. лучший, благороднейший и т.д.», — последовал ряд хвалебных и полных восхищения прилагательных. Двумя годами позже она повторила то же самое о Росс Скотте. «У меня никогда не было таких верных и преданных друзей», — она уверяла своего «Хозяина», который только смеялся в бороду и велел мне устраивать «теософскую женитьбу». Итого: один подвергается испытанию в течение трёх лет, другой — три месяца, с какими результатами — навряд ли мне следует напоминать. Не только никакие соблазны не помещались на пути того или другого, но последний был снабжён женой, вполне достаточной для его счастья, и связями, которые окажутся ему полезными когда-нибудь. Ч.К.М. получил объективный неоспоримый феномен, на что опирался; Р. Скотт, кроме того, получил посещение М. в астральном теле. Для одного из них оказалось достаточным мщения трёх беспринципных людей, для другого — зависти мелкого дурака, чтобы быстро разделаться с хвалёной дружбой и показать Старой Леди, чего стоит эта дружба. О, бедная, доверчивая натура! Убери у неё силы ясновидения, закупорь в некотором направлении её интуицию, как по долгу был вынужден сделать М., и что остаётся? Беспомощная, с разбитым сердцем женщина!
Возьмите другой случай — Ферна. Его развитие, происшедшее на ваших глазах, служит вам полезным уроком и даёт намёк на более серьёзные методы, применяемые в индивидуальных случаях, чтобы основательно проверить моральные качества человека. Каждое человеческое существо содержит в себе обширные возможности, и обязанностью Адептов является окружить кандидата с претензиями на ученика обстоятельствами, которые будут способствовать ему выбирать «правильный путь», если в нём имеется эта способность. Мы не более вольны отказывать в шансе ищущему, нежели вести и направлять по надлежащему курсу. В лучшем случае мы только можем, после того как период его испытания успешно закончен, показать ему, что если он сделает так, то пойдёт по правильному пути, если же иначе, то по неправильному. Но пока он не прошёл этого периода, мы предоставляем ему самому сражаться в своих битвах, как только он может. И так мы иногда поступаем с более высокими и посвящёнными учениками, с такими как Е.П.Б., раз им разрешено работать в миру, которого мы все более или менее избегаем. Более того, и лучше узнайте это сразу, если мои предыдущие письма вам о Ферне ещё не открыли глаза достаточно, — мы позволяем, чтобы наши кандидаты испытывались на тысячу разных ладов с тем, чтобы выявить всю их внутреннюю натуру и дать ей шанс остаться победительницей так или иначе. Случившееся с Ферном происходило с каждым ему предшествующим, и будет происходить с различными результатами с каждым, кто последует за ним. Нас всех так проверяли, и, тогда как некто Мурад Али провалился, я выдержал. Венец победы уготовлен только тому, кто сам оказывается достойным его носить; тому, кто атакует Мару в единоборстве и побеждает похоти и земные страсти; и не мы, а он сам возлагает его на своё чело. Не пустая была фраза Татхагаты: «Тот, кто побеждает себя, тот более велик, чем тот, кто побеждает тысячи в битве». Нет другой более трудной борьбы. Если бы это было не так, адептство было бы дешёвым приобретением.
Так вот, мой добрый брат, не удивляйтесь и не обвиняйте нас с такой готовностью, как вы это уже делали, при любом развитии нашего последовательного курса по отношению к претендентам прошлого, настоящего и будущего. Только те, кто могут заглядывать вперёд в отдалённые следствия, в состоянии судить о целесообразности наших собственных действий или тех, которые мы разрешаем другим. То, что может казаться недобросовестностью, может оказаться в конце самой истинной, самой благотворной преданностью. Пусть время покажет, кто прав и кто не заслуживает доверия. Человек, правдивый и заслуживающий сегодня одобрения, может завтра оказаться, при новом стечении обстоятельств, предателем, неблагодарным, трусом, слабоумным. Тростник, перегибаемый чрезмерно, разламывается надвое. Обвиним ли мы его? Нет, но потому, что мы можем его пожалеть и жалеем, мы не можем отбирать его в число тех тростников, которые были испытаны и найдены крепкими, следовательно, годными как материал для того неуничтожаемого храма, который мы так тщательно строим.
А теперь обратимся к другим делам. У нас задумана реформа, и я рассчитываю на вашу помощь. Надоедливое и нескромное вмешательство м-ра Хьюма в деле Основного Общества и его страсть к верховенству везде и во всём заставили нас прийти к заключению, что стоит совершить следующую попытку. Пусть будут оповещены все, «кого это касается», через «Теософа» и циркуляры, высылаемые каждому филиалу, что до настоящего времени они слишком часто и без необходимости брали в качестве руководства пример Основного Общества. Это совсем непрактично. Основателям приходится серьёзно стараться быть всем для всех и всего — между тем существует такое разнообразие верований, мнений и ожиданий, которые требуют удовлетворения, что они не могут в одно и то же время удовлетворить всех, как того хотели бы. Они стараются быть беспристрастными и никогда не отказывать одним в том, в чём давалось согласие другим. Таким образом, они неоднократно публиковали критические статьи по ведантизму, буддизму и индуизму в его различных разветвлениях, по «Веда Башиа» Свами Даянанда — в то время вернейшего и наиболее ценимого союзника. Но так как эта критика была направлена не против христианских религий, то никто не обращал на неё ни малейшего внимания. Более чем в течение года журнал регулярно выходил с объявлением, враждебным объявлению «Веда Башиа», напечатанному рядом с ним, чтобы удовлетворить бенаресского ведантиста. А теперь м-р Хьюм публично выступает с суровой критикой Основателей и добивается запрещения антихристианских статей. Я хочу, чтобы вы имели это в виду и указали на эти факты полковнику Чезни, который, кажется, воображает, что Теософия враждебна только христианству, тогда как она только беспристрастна и, каковы бы ни были личные взгляды обоих Основателей, журналу Общества нет никакого дела до этого, и он будет так же охотно печатать критику против ламаизма, как и против христианства. Во всяком случае, так как мы оба этого хотим, Е.П.Б. всегда с благодарностью примет ваш совет в этом деле; именно я посоветовал ей «взбрыкнуть», как она говорит, против попыток мистера Хьюма оказывать давление своим авторитетом, и вы вольны поставить его в известность об этом факте.
Имея в виду исправление дел, что вы думаете об идее постановки филиалов совсем на другую основу? Даже христианство со своими божественными претензиями на Всемирное Братство имеет тысячу и одну секту, и, хотя они все могут быть объединены под знаменем креста, всё же, по существу, они враждебны друг другу, и папская власть ни во что не ставится протестантами, тогда как решения Синода последних высмеиваются католиками.
Разумеется, я даже в худшем случае не представляю, что теософские объединения могут прийти в такое состояние. Что я хочу — это просто проект о желательности перестройки нынешнего устройства филиалов и их привилегий. Пусть это будет внесено в устав и утверждено Основным Обществом, как это водилось до сих пор, и пусть зависимость филиалов станет номинальной. В то же самое время до внесения в устав пусть каждый филиал выберет для себя одну цель работы — разумеется, цель, соответствующую генеральной линии Теософского Общества, но все же особую определённую собственную цель по религиозной, образовательной или философской линиям. Это предоставит Обществу более широкие возможности по главным операциям. Увеличится количество реальной полезной работы; и каждый филиал будет, так сказать, независимым в своём modus operandi266. Останется меньше места для жалоб и par consequence267 — для вмешательства. Во всяком случае, этот туманный эскиз, я надеюсь, найдёт прекрасную почву для своего прорастания и процветания в вашей деловитой голове. И если бы вы могли тем временем написать статью, основанную на вышеупомянутых пояснениях по поводу позиции, занятой «Теософом» в отношении всего вышесказанного, и значительно больше — для декабрьского номера (если не успеете для ноябрьского), — я и М. были бы вам весьма обязаны.
Невозможно и опасно доверять это дело, которое требует весьма деликатного обращения, одному или другому из наших редакторов. Е.П.Б. никогда не упустила бы такой хороший случай сокрушения голов падре, а Олькотт тонко ввернул бы один-два лишних комплимента в адрес Основателей, что было бы совершенно бесполезно, ибо я стараюсь выставлять две сущности — редактора и основателя — чётко разделёнными один от другого, хотя они и слиты в одной и той же личности. Я не являюсь практичным деловым человеком и поэтому чувствую себя совершенно негодным для этой задачи. Не поможете ли вы мне, мой друг? Конечно, было бы лучше, если бы «пробный шар» мог появиться в ноябрьском номере как бы в ответ на весьма невежливое письмо Хьюма, которое я не разрешу опубликовать. Но вы могли бы использовать его как фундамент и основу для построения на них ответа в вашей передовой статье.
Возвратимся к реформе филиалов. Конечно, этот вопрос должен быть серьёзно обсуждён и взвешен, прежде чем ре шить его окончательно. У членов, раз они вступили в Общество, не должно быть больше разочарований. Каждый филиал должен наметить для себя чётко определённую миссию для работы над ней, и величайшая заботливость должна быть проявлена при выборе Президентов. Если бы «Эклектик» сразу был поставлен в такие условия чёткой независимости — его дела могли бы быть лучше. Солидарность мысли и действия в широко очерченных пределах главных принципов Общества всегда должна существовать в отношениях между Основным Обществом и его филиалами; всё же во всём другом, что не противоречит этим принципам, каждому филиалу должна быть предоставлена свобода действий. Таким образом, филиал, состоящий из кротких христиан, сочувствующих целям Общества, мог бы остаться нейтральным по всем вопросам, касающимся других религий, и совершенно безразлично относиться к частным верованиям «Основателей». «Теософ» мог бы охотно предоставлять свои страницы как для гимнов в честь Агнца, так и для шлок, посвящённых святости коров. Если бы только вы могли разработать эту идею, я бы преподнёс её нашему уважаемому Чохану, который теперь ласково улыбается уголками глаз, вместо того, чтобы хмуриться как обычно, пока вы не были Президентом. Если бы меня в прошлом году из-за свирепости экс-президента не «послали спать» раньше мною намеченного времени, то я бы уже сделал это предложение.
У меня есть письмо, полученное 8 октября, с высокомерным упрёком от «Я есмь». В нём он посылает за вами 5-го числа и объясняет своё нежелание продолжать занимать пост и своё «великое желание», чтобы вы заняли его место. Он осуждает целиком «систему и ведение дел», установленные нами. Они кажутся ему «совершенно неправильными». Он заканчивает так: «Конечно, я прошу вас воздействовать на Старую Леди, чтобы она воздержалась от выдвижения меня в Совет Общества». Этого бояться нечего. Он может спать спокойно, никем не потревоженный, и видеть себя во сне Далай Ламой всех теософов.
Но я должен внести свой полный возмущения протест против его определения нашей системы как «порочной». Из-за того, что ему удалось ухватить несколько случайных искр из нашего Устава, и также потому, что его не допустили к исследованию и переустройству всего на свете, — мы должны быть такими, какими он нас изображает! Если бы мы могли придерживаться учений, приписываемых им нам, если бы мы хоть сколько-нибудь походили на его изображения нас, если бы могли хоть час молча выстоять под грузом приписываемых нам обвинений, какими он забрасывает нас в своём сентябрьском письме, истинно, мы должны бы заслужить потерю всякого доверия со стороны теософов! Нас бы следовало выгнать, выбросить из Общества и людского мышления как шарлатанов и самозванцев — волков в овечьих шкурах, которые приходят, чтобы улавливать людские сердца мистическими обещаниями, будучи преисполненными деспотическими намерениями, стремящиеся поработить своих доверчивых учеников, отвратить массы от истины и «божественного откровения голоса природы» с тем, чтобы направить к полному и «мрачному атеизму» через неверие в «доброго, милосердного Отца, Создателя всего» (зла и несчастья в том числе — можем мы полагать?), который сидит, развалившись, откинувшись на спинку на ложе из накалившихся метеоров, и ковыряет в зубах вилами из молний...
Действительно, действительно, надоело нам это беспрестанное бряцание на иудейской арфе христианского откровения!
М. думает, что «Приложение» должно быть увеличено, если понадобится. В нём должно быть предоставлено место для выражения мыслей каждого филиала, какими бы диаметрально противоположными они ни были. «Теософ» должен окраситься в определённый цвет и должен стать единственным в своём роде. Мы готовы предоставить любые необходимые суммы для этого. Я знаю, вы поймёте мою идею, как бы туманно она ни была выражена. Я оставляю наш план целиком в ваших руках. Успех в этом является противодействием циклическому кризису. Вы спрашиваете, что вам делать? Нет ничего лучшего, ни более действенного, чем предложенный план.
Я не могу закончить, не рассказав вам об одном инциденте, который, хотя и смешон, заставляет меня благословить свою судьбу и также должен понравиться вам. Ваше письмо со вложенным в него письмом Ч.К.М. было получено мной на следующее утро того числа, когда вы передали его «Малышу». Я тогда находился поблизости от Фари Дзонга в гом-па* одного друга и был очень занят важными делами. Когда я получил сообщение о прибытии письма, я как раз проходил по внутреннему двору монастыря. Так как я сосредоточенно прислушивался к голосу ламы Тэндеб Гьянзо, у меня не было времени читать письмо. Потому, механически вскрыв толстый пакет, я только взглянул на него и положил, как мне казалось, в дорожную сумку, которую я носил через плечо. Однако в действительности оказалось, что конверт упал на землю и его содержимое рассыпалось при падении. Никого не оказалось поблизости, а моё внимание всецело было поглощено разговором. Я уже дошёл до лестницы, ведущей в библиотеку, как услышал голос молодого гелонга268, закричавшего кому-то из окна. Обернувшись, я с первого взгляда понял ситуацию, иначе ваше письмо никогда бы не было прочитано мною, так как я увидел почтенного старого козла, завтракающего им. Это творение уже пожрало часть послания Ч.К.М. и вдумчиво готовилось расправиться с вашим, как более мягким и доступным разжёвыванию его старыми зубами. Я выручил оставшееся в одно мгновение, несмотря на отвращение и противодействие животного. Но от письма так мало осталось! Конверт с вашей эмблемой исчез, букв нельзя было разобрать, короче, я был ошеломлён при виде этого бедствия. Теперь вы понимаете, почему я очутился в таком затруднении: я не имел права реставрировать это письмо, так как оно пришло от «Эклектика» и во всех отношениях было связано с несчастными «пелингами». Что я мог сделать для восстановления нехватающих частей? Я уже решил обратиться к Чохану за таким исключительным разрешением, как увидел перед собой Его святое лицо с необычно мерцающими глазами и услышал голос: «Зачем нарушать правила? Я сам это сделаю». Эти простые слова «Kam mi ts'har»269 — содержат целый мир надежды для меня. И Он восстановил отсутствующие части и притом чисто, как вы видите, и даже превратил скомканный конверт, весьма повреждённый, в новый, с эмблемой и со всем прочим. Я знаю, какую великую силу нужно применить для таких реставраций, и это даёт мне надежду на уменьшение строгостей в ближайшие дни. Потому я от всего сердца поблагодарил козла. А так как он не принадлежал к подвергнутой остракизму расе пелингов, то, чтобы проявить свою благодарность, я укрепил остатки его зубов, чтобы они могли пережёвывать более твёрдую пищу, чем английские письма, в течение многих лет.
А теперь несколько слов об учениках. Конечно, вы должны были заподозрить, что если Учителю запрещена малейшая тамаша, демонстрация, то это же относится и к ученику. Почему же вы тогда ожидали или «чувствовали себя немножко разочарованным» его отказом отправить ко мне ваши письма через пространство в вашем присутствии? «Малыш» — многообещающий парень и гораздо старше, нежели он выглядит, но он неопытен в мудрости и обычаях европейцев, от того происходят некоторые его неблагоразумные поступки, которые, как я вам сказал, заставляют меня краснеть и неловко чувствовать себя из-за этих двух дикарей. Идея приходить за деньгами к вам была абсурдна до крайности! Любой другой англичанин, кроме вас, стал бы после этого смотреть на них как на путешествующих шарлатанов. Я надеюсь, что к этому времени вы уже получили обратно этот заём, который я возвращаю с большой благодарностью.
Д. Натх прав в отношении простонародного произношения слова «Кью-Те». Люди обыкновенно произносят его как «Кью-То», но это неправильно. Но он не прав в своих взглядах в отношении планетных духов. Он не знает этого слова и думает, что вы подразумеваете «Дэв» — слуг Дхиан-Чоханов. Последние — суть Планетные Духи и, конечно, нелогично говорить, что Адепты выше их, так как мы все стремимся стать Дхиан-Чоханами в итоге. Всё же имеются Адепты более «великие», чем наши степени Планетных Духов. Таким образом, ваши взгляды не противоречат нашим учениям, как он говорил вам, что было бы, если бы вы считали «Дэв», или ангелов, «маленькими богами». Оккультизм, несомненно, не является необходимостью для доброго, чистого Эго, чтобы стать ангелом внутри или вне Дэва-Чана, так как ангельство есть результат Кармы.
Полагаю, что вы не будете жаловаться, что моё письмо слишком коротко. За ним скоро последует другая объёмистая корреспонденция — «ответы на ваши многие вопросы».
Е.П.Б. вылечена, если и не совсем, то, по крайней мере, на некоторое время.
С сердечным приветом, ваш К.Х.
* * *
263. Речь идёт об уходе Хьюма с поста председателя Эклектического Теософского Общества Симлы. (вернуться ↑)
264. Письмо №104 (BSL-194). (вернуться ↑)
265. Пу-мо (тиб.) — дочь. Учителя называли дочерями и сыновьями наиболее близких учеников. (вернуться ↑)
266. Образ действия (лат.). (вернуться ↑)
267. В результате (фр.). (вернуться ↑)
268. Гелонг — сан тибетского священнослужителя, монаха. (вернуться ↑)
269. Kam mi ts'har (тиб.) — Я сделаю это. (вернуться ↑)
* * *
«Он жалуется в письме к Шишир Кумар Гошу* (из «А.Б. Патрика»)» – Шишир Кумар Гош (1840-1911) – известный индийский журналист, основатель известной бенгальской газеты «Амрита Базар Патрика» (1868 г.) и борец за свободу Бенгалии. Также он был одним из основателей Индийской Лиги и вайшнавом. (вернуться ↑)
«хорошего ведантиста Свами*» – Даянанд Свами Сарасвати («Свами из Альморы») (12.02.1824- 30.10.1883) – в молодости был аскетом и путешествовал по стране в поисках гуру. В 1875 г. в Бомбее основал общество «Арья Самадж», индуистское социально-религиозное реформистское движение. Свами пытался воссоздать то чистое учение, которое, по его мнению, вытекало из Вед, древнеиндий ской философии. Он критически относился к современному индуизму, который считал деградирующим. Целью, которую он ставил перед собой, было создание всеобщего братства (общества) индусов на основе ведийского учения. С 1878 по 1882 гг. «Арья Самадж» проводи Примечания 553-567 975 ла довольно тесную совместную работу с Теософским Обществом, назвавшись «Теософское Общество «Арья Самадж». Однако с марта 1882 г. Даянанд начал резко выступать как против Основателей, называя их мошенниками, так и против всего Т.О.
Учитель К.Х. говорит о нём как о «посвящённом йогине, очень высоком ученике» и «поистине великом человеке», который, не совладав со своей психикой, стал впоследствии «моральным калекой, загубленным своим честолюбием и задыхающимся в своей последней борьбе за верховенство».
В 1883 г. Даянанд, по приглашению Махараджи Джодхпура, остановился в его дворце, где был отравлен придворным поваром, и в этом же году скончался от тяжёлых последствий отравления в возрасте 59 лет. (вернуться ↑)
«игравшиеся Тифоном* и Ариманом*»
Тифон – смертоносное чудовище в греческой мифологии. В Египте – змей Апоп, извечный враг бога солнца Ра. Миссией Апопа является поглощение Солнца и ввержение Земли в вечную тьму.
Ариман (Ахриман) – олицетворение зла, его первоисточник, в маздаизме (ряд древнеиранских религий, предшествующих зороастризму) и позже в зороастризме. Злой дух, противостоящий верховному божеству Ахура Мазде. (вернуться ↑)
«доктор Биллинг*» – Гарри Биллинг (доктор Биллинг) – муж миссис Холлис-Биллинг, в 1879 г. был избран вицепрезидентом Лондонской Ложи Теософского Общества. Из-за своей мелочной и нечестной натуры потерял членство в Обществе и жену, впоследствии обвиняя её в мошенничестве и обмане, а также настраивая против неё и Е.П. Блаватской других теософов и спиритуалистов. (вернуться ↑)
«относительно жёлтого камня на кольце*» – Речь идёт о феномене, продемонстрированном Е.П.Б. – дублирование жёлтого алмаза миссис Синнетт в Симле в 1880 г. (вернуться ↑)
«её портрет «факира» Тиравалла*» – Портрет йогина, осаждённый Е.П.Б. в присутствии полковника Олькотта и У. Джаджа в Нью-Йорке в 1877 г.
«На другом осаждённом портрете, произведённом Е.П.Б., аура не запечатлелась: я имею в виду портрет индийского йога, который описан в «Оккультном Мире» и в «Случаях из жизни Мадам Блаватской» Синнетта – серьёзных сочинениях, которые первоначально были опубликованы в «Спиритуалисте» вскоре после того, как появился этот портрет. Это произошло следующим образом. Как-то днём я возвращался домой в «Ламасери» и остановился в клубе «Лотос», где взял немного разной бумаги для записей и конверты, чтобы использовать их дома, если это потребуется. Когда я добрался до дома, было уже поздно, и Е.П.Б. с мистером Джаджем и доктором Маркеттом, пришедшими в гости, уже сидела за обеденным столом. Я положил пакет канцелярских принадлежностей на свой стол в рабочем кабинете (кстати сказать, между которым и столовой была глухая стена), поспешно привёл себя в порядок и направился к своему месту за столом. В конце обеда разговор зашёл об осаждении, и Джадж попросил Е.П.Б. осадить для нас чей-нибудь портрет, если это возможно. Пока мы переходили в рабочий кабинет, она спросила его, чей портрет хотелось бы ему получить, и он ответил, что одного йога, которого мы знали как пользующегося большим уважением со стороны Учителей. Она подошла к моему столу, достала лист писчей бумаги с гербом, которую я принёс из клуба, разорвала его пополам, взяла половину, которая не имела оттиска и положила её на свою промокательную бумагу. Затем на неё она наскоблила с графитного карандаша «Фабер» совсем немного графита и стала растирать его о поверхность бумаги круговым движением ладони правой руки, что продолжалось в течение минуты или около того; после этого она вручила нам результат. На бумаге возник заказанный портрет, который является художественным произведением, выражающим силу и гениальность, даже полностью оставив в стороне вопрос о его феноменальном происхождении.
Ле Клер, известный американский художник-портретист отозвался о нём как об уникальном и совершенно «индивидуальном» в смысле техники; ни один современный художник не обладал знаниями, с помощью которых его можно было бы нарисовать.
Йог изображён в Самадхи, его голова немного повёрнута в сторону, глаза смотрят глубоко внутрь себя и не воспринимают внешние предметы, а владелец тела кажется отсутствующим. У него средней длины борода и волосы, которые нарисованы с таким мастерством, что прямые локоны, как и у их оригинала, выглядят полупрозрачными – эффект, который можно получить на хороших фотографиях, но трудно воспроизвести карандашом или мелком. Чем нарисован портрет, определить нелегко: возможно, это чёрный мелок без растушёвки или чёрный графит; но на его поверхности нет ни пыли, ни глянца, раскрывающих его происхождение, также нет следов каких-нибудь других меток, штрихов или точек: поднесите бумагу к свету, и вам может показаться, что краска лежит в структуре волокон под её поверхностью. Эта неподражаемая картина позже подверглась в Индии надругательству, будучи потёртая резинкой, чтобы удовлетворить любопытство одного из наших индийских членов, который заимствовал её в знак особой милости, дабы «показать своей маме», и который хотел увидеть, где в действительности была краска – на поверхности бумаги или под ней! В настоящее время последствия его эксперимента, подобного вандализму, усматриваются в стирании части бороды, и моя скорбь о случившемся несчастье не умаляется знанием того, что оно произошло не из-за злого умысла, но вследствие невежества и детского любопытства.
Имя йога всегда произносилось Е.П.Б. как «Тиравалла», но после переезда на жительство в Округ Мадрас, я могу очень хорошо представить себе, что она имела в виду Тируваллувара, чей портрет теперь висит в Картинном Зале, дополняющем Адьярскую Библиотеку, и кто в действительности является почитаемым философом древнего Майлапура, другом и учителем бедных париев.
Что касается вопроса, находится ли он попрежнему в теле или нет, я не рискну что-то утверждать, но вследствие того, что раньше говорила о нём Е.П.Б., я всегда 978 Примечания 567-585 предполагал, что он был жив. И всё же это всем, исключая индусов, кажется невероятным, поскольку он говорил, что написал свой бессмертный «Курал» [«Тирукурал»] примерно около тысячи лет тому назад! В Южной Индии его считают одним из сиддхов и, подобно другим семнадцати, как говорят, он до сих пор живёт в [городе] Тирупати и горах Нильгири, храня и соблюдая каноны Индуизма. Оставаясь невидимыми, эти Великие Души мощной силой воли помогают своим друзьям и покровительствуют всем любящим человечество. Да пребудет с нами их благословение!»
• Г.С. Олькотт «Листы старого дневника», том I, гл. XXIII «Осаждение Рисунков».
Тируваллувар – прославленный тамильский поэт и философ, который, как полагают, жил где-то между 2 веком до н.э. и 8 веком н.э., автор священной книги «Тирукурал». Е.П. Блаватская писала о нём (о том, кого имела в виду) как о человеке высочайшей духовности и чистоты.
В нижней части портрета стоит подпись: «Страна духов или Страна Реального Братства Т. – Которая?» (вернуться ↑)
«сумм покойного Гайеквада*» – Малхар Рао Гайеквад (1831-1882) – махараджа княжества Барода (1870-1875). В 1875 году был осуждён за попытку отравить английского резидента. После него махараджей стал его несовершеннолетний сын. (вернуться ↑)
«находился поблизости Фари Дзонга в гом-па* одного друга» – Гом-па (гомпа и линг) – ашрам – комплекс укреплённых сооружений для духовного обучения и медитативной практики, состоящий из мужского или женского монастыря и школы. Так же называют зал или комнату для медитаций. (вернуться ↑)
