Письмо 57 (ML-43)

 

Письмо 57 (ML-43)

М. ~ Синнетту

Получено в Аллахабаде в феврале 1882 г.

 

Прежде чем мы обменяемся ещё строкой, мы должны прийти к соглашению, мой импульсивный друг. Вы сперва должны мне крепко обещать никогда не судить ни о ком из нас, также о местонахождении или о чём-нибудь другом, имеющим отношение к «мифическим Братьям», высокого ли они роста или нет, толстые или тонкие, — не судить, основываясь на своём житейском опыте, или вы никогда не приблизитесь к Истине. До настоящего времени, поступая таким образом, вы только нарушали торжественную тишину моей вечерней трапезы несколько вечеров подряд и заставили мой змеевидный почерк, в связи с вашими писаниями и размышлениями над ним, преследовать меня даже во сне, ибо как бы по симпатической связи я чувствовал, что кто-то по ту сторону холмов дёргает его за хвост. Почему вы так нетерпеливы? Впереди у вас целая жизнь, чтобы переписываться с нами; хотя пока тёмные тучи Дэва-Локи «Эклектика»136 опускаются на горизонт «Основного», переписка будет судорожной и ненадёжной. Она даже может оборваться вследствие напряжения, сообщённого ей нашим чересчур интеллектуальным другом.

Ой-Хам, Рам-Рам!137 Подумать, что наша мягкая критика по поводу памфлета, критика, сообщённая вами Хьюму-Сахибу, могла привести последнего к тому, что он «убил» нас одним ударом! «Уничтожил», не давая нам времени пригласить священника или даже времени покаяться... Очутиться живым и всё же так жестоко лишённым своего существования, право, печально, хотя и не совсем неожиданно. Но всё это — наша собственная вина. Если бы мы вместо этого благоразумно послали восхитительный гимн в его адрес, мы бы теперь были живы и хорошо преуспевали в здоровье и силе — если не в мудрости — на долгие годы, находя в нём своего ведического Вьясу, чтобы воспевать оккультную отвагу Кришны и Арджуны на опустошённых берегах Цанг-По. Теперь, хотя мы мертвы и высушены, я всё же могу использовать несколько минут своего времени, чтобы написать вам, в качестве бхута,138 на самом лучшем английском языке, который я нахожу лежащим праздно в мозгу моего друга, где я также нахожу в клетках памяти фосфоресцирующую мысль о коротком письме, которое нужно послать редактору «Пионера», чтобы успокоить его английское нетерпение. Друг моего друга К.Х. не забыл вас; К.Х. не намеревается порывать с вами, если только Хьюм-Сахиб не испортит положение до того, что уже нельзя будет исправить. И с чего бы он стал это делать? Вы сделали всё, что могли, и это как раз столько, сколько мы когда-либо намереваемся от кого-либо требовать. А теперь мы будем разговаривать.

Вы должны отложить в сторону личный элемент, если вы хотите продвинуться в изучении оккультизма, и — на некоторое время — отложить даже самого себя. Поймите, мой друг, что общественные связи имеют малое (если вообще имеют) влияние на любого истинного Адепта при исполнении им своего долга. По мере того как он поднимается к совершенному адептству, прихоти и антипатии его прежнего «я» ослабляются (как К.Х. в основном вам объяснил), он вбирает в себя весь род человеческий и рассматривает его в массе. Ваш случай — исключительный. Вы насильно приблизились к нему и атаковали позицию с такой силой и интенсивностью своих чувств к нему, и раз он принял, он должен нести последствия в будущем. Однако вопрос для него не в том, каким может быть видимый Синнетт, каковы его побуждения, его мирские неудачи и успехи, его уменьшившееся или неуменьшившееся уважение к нему. С видимым человеком нам нечего делать. Он для нас только завеса, скрывающая от глаз профана другое «Я», в эволюции которого мы заинтересованы. В своём внешнем рупа делайте что хотите, думайте что хотите, только когда последствия этого добровольного действия станут видны на теле нашего корреспондента — тогда наш долг это заметить.

Мы ни довольны, ни недовольны тем, что вас не было на Бомбейском собрании. Если бы вы пошли, было бы лучше в смысле вашей «заслуги», а так как вы не пошли, то вы потеряли это маленькое очко. Я не мог и не имел никакого права как-либо повлиять на вас именно потому, что вы не ученик. Это было испытание, очень маленькое испытание, хотя оно показалось вам довольно важным, заставив вас думать об «интересах жены и ребёнка». У вас таких испытаний будет много, ибо хотя вы никогда не были учеником, мы всё же не оказываем доверия даже корреспондентам и «протеже», чьё благоразумие и мужество духа хорошенько не проверены.

Вы являетесь жертвой майи. Долгая у вас будет борьба, чтобы сорвать эти «катаракты» и видеть вещи, как они есть. Хьюм-Сахиб для вас — майя такая же великая, как и всякая другая. Вы видите только нагромождения его плоти и костей, его официальную личность, его интеллект и влияние. Что такое они для его истинного «Я», которого вы не можете видеть? Какое отношение имеет его способность блистать в дурбаре139 или в качестве предводителя учёного общества к его годности к оккультному исследованию или его состоянию быть достойным доверия, чтобы хранить наши секреты? Если бы мы захотели что-нибудь о нашей жизни и работе довести до общего сведения, разве колонки «Теософа» не открыты для нас? Почему мы должны просачивать факты через него, чтобы он их приправлял для публичной еды приправами тошнотворных сомнений и едкого сарказма, способного привести в смятение публичное чрево? Для него нет ничего священного ни внутри, ни вне оккультизма. У него темперамент убийцы птиц и убийцы веры. Он принёс бы в жертву собственную плоть и кровь так же без угрызений совести, как поющую птичку; он бы высушил вас самого и нас, К.Х. и «милую Старую Леди», и заставил бы нас всех исходить кровью насмерть под его скальпелем — если бы он мог — и притом с такой же лёгкостью, с какой он обращается с совой, он поместил бы нас в свой музей, навесив соответствующие ярлыки, после чего поместил бы некрологи о нас в «Случайной Дичи» для любителей. Нет, Сахиб! Наружный Хьюм настолько же отличается и превосходит внутреннего Хьюма, насколько наружный Синнетт отличается и уступает образующемуся внутри «протеже». Знайте это и посадите последнего за наблюдение над первым, чтобы он когда-нибудь не выкинул какого-либо трюка. Наша величайшая забота научить учеников не быть одураченными внешностью.

Как вас уже известил Дамодар через D---, я вас не называю учеником; исследуйте ваше письмо, чтобы в этом убедиться, — я только шутливо задал вопрос Олькотту, признаёт ли он в вас тот материал, из которого делают учеников.

Вы лишь увидели, что у Беннетта были немытые руки, нечищеные ногти, что он употреблял грубые слова и вообще для вас имел непривлекательный вид. Но если такого сорта вещи являются вашим критерием морального превосходства или потенциальной силы, то сколько Адептов или чудеса творящих лам выдержат в ваших глазах испытание? Это часть вашей слепоты. Если бы Беннетту предстояло умереть в эту минуту — я применю христианскую фразеологию, чтобы вы лучше меня поняли — больше горячих слёз вряд ли прольётся из очей Ангела Смерти над другим таким многострадальным человеком, сколько их достанется на долю Беннетта. Мало людей, которые так страдали, и несправедливо страдали — как он страдал; и мало людей, у кого более доброе, самоотверженное сердце. Это всё; и немытый Беннетт нравственно столько же выше джентльмена Хьюма, насколько вы выше вашего внешнего Синнетта.

То, что Е.П.Б. повторила вам, верно: «Туземцы не замечают грубости Беннетта, и К.Х. тоже туземец». Что я этим хотел сказать? Просто то, что наш Буддоподобный друг в состоянии рассмотреть сквозь слой лака строение дерева и внутри склизкой вонючей устрицы — «сокрытую бесценную жемчужину»! Б. — честный человек с искренним сердцем, кроме того, обладает огромным нравственным мужеством, и мученик с ног до головы. Таких наш К.Х. любит, тогда как к таким, как Честерфилд* и Грандисон*, у него только презрение. Я полагаю, что снисхождение законченного «джентльмена» К.Х. к грубосотканному нечестивцу Беннетту не более удивительно, чем известное снисхождение «джентльмена» Иисуса к «проститутке» Магдалине: существует моральный аромат так же, как физический, добрый друг.

Видите, насколько правильно К.Х. прочёл ваш характер, что он не послал к вам для разговора юноши из Лахора без переодевания. Сладкая мякоть апельсина скрыта под его кожей, Сахиб; попытайтесь заглянуть вовнутрь футляров, чтобы увидеть драгоценности, и не доверяйте тем, которые выставлены на крышке; я опять говорю: этот человек — честный и очень серьёзный, он не совсем ангел — тех нужно искать в модных церквах, на вечерах в аристократических особняках, в театрах и клубах и в других такого рода святилищах, но так как ангелы находятся вне нашей космогонии, то мы рады помощи даже от честных и мужественных, хотя и «немытых» людей.

Все это я говорю вам безо всякой злобы и горечи, как вы ошибочно предполагаете. Вы сделали успехи в течение прошлого года и поэтому стали ближе к нам; вследствие этого я и говорю с вами, как с другом, кого я надеюсь в конце концов обратить в наш образ мышления. Ваш энтузиазм в отношении к нашей науке имеет в себе оттенок эгоистичности; даже ваше чувство к К.Х. имеет смешанный характер, всё же — вы ближе. Только вы слишком доверяли Хьюму и начали не доверять ему слишком поздно, и теперь его плохая карма действует на вашу карму вам во вред.

Ваша дружеская неосмотрительность в отношении секретов, доверенных вам одному со стороны Е.П.Б., является причиной, — следствиями явились его опрометчивые опубликования. Боюсь, что это зачтётся вам в минус. Будьте умнее в дальнейшем. Если нашим правилом является быть сдержанным в доверии, то это потому, что нас учат с самого начала, что каждый человек персонально ответственен перед Законом Возмездия за каждое слово, являющееся его добровольным произведением. Мистер Хьюм, разумеется, назвал бы это иезуитством.

Также старайтесь прорваться через ту великую майю, против которой изучающие оккультизм предупреждаются своими Учителями по всему миру, — через жажду феноменов. Подобно жажде к напиткам или опиуму, она растёт по мере удовлетворения. Спириты опьянены этим, они — тавматургические пьяницы. Если вы не можете чувствовать себя счастливым без феноменов, вы никогда не научитесь нашей философии. Если вы нуждаетесь в здоровой философской мысли и ею удовлетворитесь, будем переписываться. Я говорю вам великую истину, что если вы, подобно вашему автору притчей, Соломону, изберёте лишь мудрость, то всё остальное будет приложено своевременно. Сила наших метафизических истин от того не прибавляется, что наши письма падают из пространства к вам на колени или появляются под вашей подушкой. Если наша философия неправильна, то чудо не сделает её правильной. Вместите это в ваше сознание, и будем разговаривать, как разумные люди. Почему нам надо заниматься игрушками, разве у нас не выросли бороды?

А теперь время прекратить моё бичующее писательство и таким образом освободить вас от одного задания. Да — ваша «космогония»! Ну, добрый друг, ваша космогония находится между листами моей Худдака Патха (моей фамильной Библии), и, производя чрезвычайное усилие, я попытаюсь ответить на неё, как только я освобожусь, ибо сейчас я на дежурстве. То, что вы избрали, — задача всей жизни, и как-то вместо обобщений вы всегда ухитряетесь задерживаться на тех деталях, которые доказать наиболее трудно начинающему. Примите предупреждение, мой добрый Сахиб. Задача трудна, и К.Х., в память прошедших времён, когда он любил цитировать поэтов, просит меня закончить моё письмо следующими строками в ваш адрес:

— Разве дорога всё время вьётся в гору и в гору?

— Да, до самого конца.

— Разве путь дневной займёт весь долгий день?

— С утра и до вечера, мой друг.140

Знание для ума подобно пище для тела, предназначено для питания и помощи росту, но требуется, чтобы оно было хорошо переварено; и чем тщательнее и медленнее этот процесс осуществляется, тем лучше для тела и ума.

Я видел Олькотта и проинструктировал его, что он должен сказать нашему мудрствующему в Симле141. Если Е.П.Б. ударится в эпистолярные объяснения с ним, остановите её, так как О. объяснит всё. У меня нет времени присмотреть за нею, но я заставил её обещать никогда не писать ему, предварительно не показавши письмо вам. Намаскар.142

Ваш М.

 

* * *

 

136. Председателем «Эклектика», или Эклектического Теософского Общества Симлы, был до 1882 г. А.О. Хьюм. Дэва-Лока — место обитания богов, и здесь это имеется в виду, как место «обитания богов Эклектика», то есть его руководство, то есть — Хьюм. (вернуться ↑)

137. Великий Боже! (вернуться ↑)

138. Бхут — душа человека, погибшего насильственной смертью (санскр.). (вернуться ↑)

139. Торжественный приём, аудиенция во дворце. (вернуться ↑)

140. «В гору», Кристина Россетти (1830-1894). (вернуться ↑)

141. Хьюм. (вернуться ↑)

142. С уважением. (вернуться ↑)

 

«Грандисон*»Главный герой романа «История сэра Чарльза Грандисона» (1753) Самюэля Ричардсона, который является выразителем качеств истинного джентльмена того времени. (вернуться ↑)

  Письмо 57 (ML-43)