Тайна Близнеца

25 March, 1985

Есть свежесть утра после сна обыкновенного. А есть свежесть утра после операции. В Близнеце, сопряжённом с тайной двойственности, скрыта счастливая обновлённая свежесть утра после операции, после безысходной муки. Дело не в том, что на фоне страдания радость выглядит ярче. Дело в целостности страдания и радости, соединённых в третье — блаженство разрешения двойственности в Троицу, в Целое. Это и есть блаженство. Это «горнее — через дольнее». Это Слава, вобравшая Силу. Брачный Чертог — воссоединение Отца с Матерью через Сына.

Пока Близнец не подойдет к вратам Царствия Божия, где полярности взаимодополняют друг друга, в нём будет много муки и сумасшествия. Его муки — следствие беготни от одного полюса к другому. Светоносные вспышки полноты, которые он коротко улавливает, им тут же забываются, чтобы он не «сгорел».

Есть мука у Близнеца, который забывая, не забыл. Мука соединения забвения и памяти. Зная, он не помнит... Мука раздвоенности, когда ещё не дано соединение. Вот Близнецы и «растягиваются» по полюсам, зависая в великой муке распятия.

Разве не распятие испытывает художник, когда идея должна воплотиться в слове, звуке, глине или краске? Художник распят между материалом и звуком Истины. Он должен их воссоединить. Любое творчество — распятие. Любая истинная Жизнь — распятие, которое превращается в Воскресение, когда освоенная форма проводит Суть, потому что самоотверженно-отдачлива.

Положим юноша любит девушку. Оба сияют как Души. Но вот девушка попала в беду, сияние исчезло, и он, считая, что Свет не имеет отношения к земному, просто отходит от неё: разве можно Душе быть там, где нет её сияния?

А вот человек-душа любит женщину, и с ней произошло несчастье. В тот момент он всем сиянием Любви смотрит на неё в абсолютном сострадании и недоумении: как может боль посягнуть на Любимую?! Казалось бы, он всё знает о временности её тела и о вечности Души. Но вся высота Света и Любви выявилась в момент сокрушения за боль тела. Понимаете? Знаете ли вы, что всю жизнь вы мечтали о проведении через все точки бытия Высшего Света, когда гул органа и высота мелодии — одновременны.

Вечно юные и легкие Близнецы сойдут с ума, если хоть разок посмотрят «обоими глазами» на то, что они есть. Если они перестанут «веселиться», их «разорвёт», так как в основе их лежит пороговое качество критической массы, тайна Целого.

Один из великих Близнецов — Пушкин. В «Евгении Онегине» он представил два полюса: Онегина и Татьяну. Если говорить о Татьяне, надо будет вспомнить, что в Богородчестве заложено странное сострадание к тем, кого называют «заблудшими братьями». Точнее говоря, не она сострадает, а она и есть само сострадание, сама Любовь. Когда она видит раздвоенность, она — максимальная любовь. Это происходит инстинктивно, по принципу выживания вида. Когда подходит враг (самостное существо), то существо Духа усиливает любовь, чтобы враг не уничтожил. Это защитный рефлекс организма Души: стать более любовью, чтобы остаться Душой.

Это гениально уловил Пушкин: Татьяна кинулась к Онегину именно так. Когда девочка мечтает о любви, она — уже истинная Душа. Все вы, женщины, именно так мечтали о любви в детстве. Именно в этом основа вашего духовного движения.

Татьяна написала смелое письмо Онегину. И она должна была или уйти в монахини, или пойти за Онегиным, вопреки окружению, и быть всё время с ним, как Мармеладова возле Раскольникова. А Татьяна осталась верной генералу. Сначала она как бы «догнала» Онегина, оказавшись в «свете». Она обрела социальную значимость, культуру, раскованность, изящество. Она стала аристократкой. На этой точке, казалось бы, она стала равной Онегину, и он заинтересовался ею. Но на самом деле она стала выше его. Она прошла равенство с ним и подошла к Богородчеству, после чего должна была бы воздействовать на Онегина как Душа. Она должна была выстоять преследования общества, пойти на какие-то трудности (трения, кризисные ситуации), чтобы выиграло третье — их Любовь. Будучи Душой, она должна была бы его «родить» новым, инициировать в нём жизнь Духа, быть его опорой.

Но этого Пушкин не написал. То, что женщина дошла до уровня мужчины — это он принял. Но допустить, чтобы её Богородческое начало стало господствующим и определяющим в его судьбе — это «уже слишком». Сам Пушкин никогда не предавался Богородице, поэтому погиб. Для него высота женщины — исполнение человеческой, но не духовной, нормы. Одним полюсом Близнеца он предчувствовал, он предвидел, он предузнал в Татьяне Душу, но другой его полюс не допустил Откровения. Татьяна уже была, но Пушкина ещё «не было». И он её оскопил. Если бы он предавался Богородческому началу, он бы имел другую судьбу.

На уровне человечества мужчина эволюционно имеет право «потреблять» энергию витальности, сердца, сакрала и кундалини для развития более высоких горловых и ментальных зон. В варианте Иерархии, где структура — обратная, женское начало, как Душа, поднимает мужскую силу — до Славы. Она даёт импульс, окольцовывает и вбирает силу до полноты Души. Поэтому наша задача — точно распознавать, на каком этапе мы находимся. Тогда нам станет ясно, как относиться к миру, к Божеству, к самому себе, к людям вокруг нас. Когда надо предаться, когда надо быть ответственным, какое начало в себе нужно поощрять. Наша задача — не остаться в рамках закона предыдущего этапа. (Это и есть зло.) Если мужчина, благородно ведущий человечество, приученный к социальной ответственности, к определённости, не хочет предать себя более высокому началу, он становится «слепым початком».

Почему Пушкин не смог быть на уровне созданной им же Татьяны? Он — мужчина, гений человечества... Истинная же Душа проточна, и трансляция — не средство творческого самоутверждения, а постоянное состояние слушания Высшей санкции.

Часто женщина хочет предаться Богу в мужчине, а видит взгляд завоевателя, самостного воина. Она хочет насытить Бога, отдавшись, а насыщает гордыню дьявола. Эта судьба русской женщины — удивительная и трагичная. Ей, как Душе, надо вознести мужчину над собой, но для этого нужно, чтобы он, как личность, склонился перед ней, а он не хочет терять господство. Римские воины носили любимых женщин на плече. Какая разумность, когда сила Славу носит на плече! Какая высота мужского постижения своей выгоды!

Помните, я о Кали говорила? Она отдаётся Богу не как тому, кто загордится после. Она отдаётся Святому. Она оправдана в отдаче Святому. Когда испытываешь состояние Кали, возникает оправданность отдачи Святому. Женщина хочет отдаться, это её инстинкт. Но здесь, на земле, установился закон отдачи самостному волюнтаристскому Маре. За это она тайно ненавидит его, и так же тайно побеждая, уничтожает, и оба погибают. Если женщина даже в сокровеннейшие моменты не вызывает в нём духовную самоотверженность и принятие её, как Души, как взгляда Сераписа, он не выдерживает: сходит с ума, пьёт, болеет. С ним что-то происходит, он не вытягивает Это — ведь она шла к нему, как Душа к Духу, а он «освоил» её как примитивную Еву. Природа Космоса не прощает этого.

Да, этих женщин не понимают, потому что людям нечем их понять. На них смотрят с позиции своего понимания и «побивают камнями», то есть нижними кундалинными программами, жёсткой человеческой нормой взаимопользования и взаимоуничтожения. В Евангелии от Магдалины сказано: «Господь мне много говорил о матерях и девах, но о любимых Божиих мне ничего не сказал. Однажды лишь взглянул на меня с великой скорбью и любовью, и сказал, что во мне зреет зерно Любимой Божьей. Но сейчас их побивают камнями».

В двенадцать лет я выучила наизусть поэму «Демон». Портрет Лермонтова стоял у меня на столе. Это был мой Бог и мой сын. Его глаза спрашивали о том, что я уже тогда знала, будто он нуждался в каком-то моём главном жесте, ради которого я воплотилась. В двадцать два года в Третьяковке меня потряс Врубелевский «Демон» (рис. 12). Он сидел в давящей на него рамке картины. Он был безысходен. Ему нельзя было распрямиться, и я плакала: мне он казался жертвой заблуждения. В юности было много зовущих светлых храмов: творчество, служение, литература, концертные залы — и во всём этом были светлые молитвы. А в Третьяковке, возле «Демона», была древняя молитва-плач. Она не была светлой, но была более глубокой.

Татьяна полюбила Онегина, как Душа любит ещё не ожившего, но имеющего потенциальную силу пробуждения. Слава проявляется через Силу, и только вместе они — Бог. Душа — это не просто светоносная вертикаль. Это — кольцо, в котором вертикаль удерживает горизонталь, чтобы было кольцо. Душа — это Свет, окольцевавший материал.

Да, в существе Души обычно наблюдаешь водительство женского начала, которое даёт верное направление сильному мужскому проявлению (заметьте, я всё время говорю не только о мужчине и женщине, а, прежде всего, о мужском и женском начале в каждом из нас). Повторяю, человеческая эволюция считается мужской. Эволюция Душ — женской. Эволюция Духа (Монады) — Отче-Материнской. Ларина отнеслась к Онегину как Душа к личности, как женский полюс Души к мужскому, чтобы при взаимодополнении восстановить Единство и спастись.

В человеческой эволюции мужское начало — ведущее. Оно входит в материю, зачинает ребёнка, дело, а само исчезает в смерти. В этом случае смертный мужчина — передатчик «семени» рода, знания, культуры. В эволюции Души и Духа мужское и женское начало постоянно возрождают друг друга, жертвуя собой, «перебрасывают» друг друга вверх, чтобы каждый перешёл в Вечное. Через заклание Души, через распятие Сына в себе и успение Матери мужчина соединяется с Отцом, Монадой. Будучи троичным, каждый из нас выживает, если в нужное время жертвует частью для более высокого Целого, успевая закланываться, успевая распинаться, успевая «успевать» — и так вплоть до Бога, до Отче-Матери, в Котором плюс-минус — одномоментны. Плюс (Суть) видит Самого Себя в минусе (проявлении).

Пушкин оставил Татьяну замужем за генералом. Это невозможно. Инстинкт духовного выживания в его героине был развит настолько, что она не могла бы включиться во внешней жизни во что-то, что было бы отлично от того, что происходило в её Душе. Если она любит одного, а выходит замуж за другого, она не может быть в полноте. Здесь не столько Татьяна обманула генерала, сколько Пушкин обманул Татьяну, а точнее — читателя. Заметили ли вы, как в конце поэмы больно не за Онегина и не за Татьяну, а за Пушкина. Как правило, личностный Близнец не может провести целостное. Он обязательно антизвук даст в конце и оставит два полюса без закольцовки.

Здесь проиграл сам Пушкин, нередко получавший творческие дотации не за счёт брачного единства мужского и женского в своём сознании, а за счёт горячечной борьбы между полюсами, что обычно приводит человеческое сознание к исчезновению, когда «двое должны друг друга прикончить» (как сказано в «Апокрифическом Евангелии»).

Для победы мира Душ Матерь Иерархии нуждается в максимальном сопротивлении, окольцовывая противодействующего как индийская богиня Дэви — упрямого Махишу. При этом она спасает сопротивляющегося, если он в конце концов смиряется, а сама возрастает в силе. Она сохраняет свой интерес к такому «ОТК» до тех пор, пока не встаёт общий организм Иерархии. Одновременно она проводит это сопротивляющееся существо по всем семи зонам духовной «беременности» к вратам спасения, окольцовывая его Светом и рождая в Шамбалу, раскрыв в нём его божественную природу.

Именно через Матерь Иерархии Осирис соединяется с Сераписом, а Иисус — со Христом.

  Тайна Близнеца