Письмо 111 (ML-57)

 

Мы подошли ещё к одному длинному письму. Его оригинал, хранящийся в Британском Музее, содержит 9 небольших сложенных листов бумаги. Некоторые слова перечёркнуты, а в одном месте что-то вписано между строк красными чернилами. На одном листе часть текста также написана слабыми красными чернилами, хотя большая часть письма написана синими, которые обычно употреблял Махатма К.Х.

Теософское Общество в Лондоне почти пришло в упадок, и предпринимались попытки оживить его под руководством миссис Анны Кингсфорд. Она «условно» приняла пост председателя, хотя могла приступить к своим обязанностям не сразу. Она была вегетарианкой и противницей вивисекции, и в одном месте Махатма констатирует, что по этим причинам её феномены более надёжны, чем у большинства знаменитых спиритуалистов. У Е.П.Б. было не очень высокое мнение о миссис Кингсфорд.

Судя по одному письму Е.П.Б. к Синнетту, именно Мэсси первым предложил её кандидатуру на пост председателя Британского Теософского Общества.

 

Письмо 111 (ML-57)

К.Х. ~ Синнетту

Получено в Аллахабаде 6 января1883 г.

 

Мой дорогой друг, я подхожу к предмету, которого умышленно избегал многие месяцы, пока не собрал доказательства, которые даже на ваш взгляд покажутся убедительными. Как вы знаете, мы не всегда одинаково мыслим; что также верно, как и то, что факт имеет вес в вашем понимании, только если он никоим образом не нарушает западных методов суждения о нём. Но теперь настало время, когда мы должны попытаться заставить вас лучше понимать нас, чем до сих пор понимали даже некоторые из лучших и наиболее серьёзных западных теософов, например, Ч.К. Мэсси. И хотя я менее всех стремлюсь, чтобы вы следовали за мной как за вашим «пророком» и «вдохновителем», я всё же был бы истинно огорчён, если бы вы дошли до того, что стали бы считать меня «моральным парадоксом», допуская, что я или виноват в том, что приписываю себе силы, которых никогда не имел, или злоупотребляю ими, чтобы скрыть недостойные цели, так же как и недостойных лиц. Письмо мистера Мэсси объясняет вам, что я хочу сказать; то, что ему кажется убедительным доказательством и безупречной уликой, для меня ни то ни другое, так как я знаю всю истину. В последний день вашего 1882 г.299 его имя стоит третьим в списке неудачников — это (я спешу сказать, опасаясь нового заблуждения) не имеет отношения к предполагаемому новому филиалу в Лондоне, но связано с его личным прогрессом. Я глубоко об этом сожалею, но не имею права привязываться настолько крепко к какой-либо личности или личностям путём собственных симпатий или уважения, чтобы лишать свою работу поступательного движения, стать неспособным повести остальных к чему-то более великому и благородному, нежели их нынешняя вера. Поэтому я предпочитаю оставить их при нынешних заблуждениях.

Вкратце значение этого заключается в следующем: м-р Мэсси находится во власти весьма странных, неправильных представлений и в последнее время «предаётся фантазиям», хотя он и не медиум, как его друг С. Мозес. При всём том он благороднейший, чистейший — короче, один из лучших людей, которых я только знаю, хотя при случае слишком расположен верить ложным данным. У него совершенно отсутствует правильная интуиция. Она придёт к нему позднее, когда не будет ни Е.П.Б., ни Олькотта. До этого времени — запомните и скажите ему это — мы не требуем ни преданности, ни признания нас (ни публичного, ни частного), а также не хотим ни говорить, ни иметь какие-либо дела с Британским филиалом, кроме как через вас.

Четыре европейца начали проходить испытания 12 месяцев назад. Из этих четырёх только вы один были найдены достойным доверия. В этом году вместо индивидуумов будут подвергнуты испытанию Общества. Результат будет зависеть от их коллективной работы, и м-р Мэсси ошибается, надеясь, что я готовлюсь присоединиться к пёстрой толпе «вдохновителей» м-с Кингсфорд. Пусть они останутся под личинами Иоанна Крестителя и тому подобных библейских аристократов. Лишь бы последние учили нашим доктринам, хотя и с примесями чужих плевел, и многое будет достигнуто.

Ч.К.М. хочет света — таковой предполагается ему через вас. Так как это есть всё, что он хочет, то какое значение имеет, рассматривает ли он «носителя света», передающего свой факел ему, как человека с руками чистыми или нечистыми, до тех пор, пока это не отзывается на самом свете? Только разрешите вас предостеречь. Дело это такое незначительное, что кажется невинным проявлением женского тщеславия, но, если его сразу не выправить, оно может привести к очень плохим последствиям. В одном письме от м-с Кингсфорд к м-ру Мэсси, условно принимая председательство в Британском Т.О., она высказывает свою уверенность — нет, указывает как на неоспоримый факт, — что до появления «Пути Совершенства» никто «не знал, как восточная школа понимает перевоплощение», и добавляет, что, «видя, как много рассказано в этой книге, Адепты поспешили отпереть свои собственные сокровища, из которых они так неохотно выдавали до сих пор (как говорит Н.Х.)». М-р Мэсси, в полном согласии с этой теорией, расцветает к этой леди ловким комплиментом, который сделал бы честь дипломату. «Вероятно, — говорит он, — Братья ощутили, что община, в которой мог появиться и быть принят такой труд, как «Путь Совершенства», подготовлена к принятию Света!» Ну а теперь, дай только этой идее ход, и всё это обратится в секту школы высокоценимой авторши, которая, хотя и представительница пятого большого круга, всё же несвободна от значительной дозы тщеславия и деспотизма, а отсюда и фанатизма. Таким образом, неправильное представление возвеличивается, ему придаётся недолжная важность. Этим наносится вред её собственному духовному состоянию. Происходит питание её спящего чувства мессианства; и вами будет создано препятствие делу свободного, обширного и независимого исследования, которое её «инициаторы», так же как и мы, желают продвинуть. Напишите поэтому м-ру Мэсси правду. Расскажите ему, что вы были знакомы с Восточным Учением о перевоплощении за многие месяцы до появления сочинения, о котором идёт речь, так как это было 18 месяцев тому назад, когда вас начали обучать разнице между воплощениями а-ля Аллан Кардек, или перевоплощениями личности, и перевоплощениями духовной Монады. Разница была вам указана впервые 5 июля в Бомбее. И чтобы успокоить другое её волнение, скажите ей, что никакой верности Братьям от неё не ожидают (эта верность даже не будет принята, если будет предложена), поскольку у нас сейчас нет намерений продолжать эксперименты с европейцами и мы не будем употреблять другого канала, кроме вас самого, для передачи нашей философии Архатов. Намеченная попытка с м-ром Хьюмом в 1882 г. провалилась весьма печально. Более, чем ваш Рен*, мы вправе прибегнуть к эпиграфу «festina lente»300!

А теперь, пожалуйста, последуйте за мною в более глубокие воды. Неустойчивый, колеблющийся, подозрительный кандидат на одном конце линии; открытый беспринципный (я говорю и настаиваю на этом слове), мстительный враг на другом конце; и вы согласитесь, что между Лондоном и Симлой мы не склонны казаться ни очень привлекательными, ни истинным светом. Что касается нас лично, такое состояние едва ли может лишить нас сна. Что же касается будущего прогресса Британского Теос. Общества и некоторых других теософов, то ток враждебности, пробегающий между этими двумя местностями, непременно заденет всех находящихся на его пути, даже вас самого, возможно, в конце концов. Кто из вас мог не поверить подробным сообщениям двух «джентльменов», отмеченных за свои выдающиеся умы, причём один из них, по крайней мере, столь же не способен произносить ложь, как и летать по воздуху? Таким образом, несмотря на конец цикла, налицо большая персональная опасность для Брит. Теос. Общества и для вас самого. Сейчас для Общества никакого вреда не может произойти; но много интриг будет впереди в связи с предполагаемым филиалом и теми, кто его поддерживает, если не снабдить вас самого и м-ра Мэсси некоторыми фактами и ключом к истинному положению вещей.

Теперь, если по некоторым и весьма основательным причинам мне приходится оставить Ч.К.М. в его заблуждении по поводу вины Е.П.Б. и по поводу моей собственной моральной шаткости, настало время показать вам м-ра Хьюма в его истинном свете, убирая, таким образом, с дороги одного фальшивого свидетеля против нас. В то же время я глубоко сожалею о том факте, что я обязан, по нашим правилам и по моему собственному чувству чести (как бы мало это ни значило в глазах европейцев), молчать в настоящее время о некоторых фактах, которые сразу открыли бы Ч.К.М., как глубоко он ошибается.

Для вас не будет новостью, если я скажу, что, когда «Эклектик» формировался, именно позиция Хьюма заставила наших Руководителей свести Ферна и Хьюма вместе. Последний с жаром упрекал нас за отказ принять в ученики его самого и этого приятного, красивого, стремящегося к духовности и истине парня — Ферна. Ежедневно нам диктовались условия и выговаривалось за неспособность понимать наши собственные интересы. И это не будет новостью, хотя может шокировать и вызвать отвращение, что эти двое были сведены в самые тесные отношения, чтобы взаимно выявить их обоюдные недостатки и добродетели, чтобы каждый засиял своим истинным светом. Таковы законы восточного испытания. Ферн был более замечательным психическим субъектом, по своей природе весьма склонным к духовности, но испорчен иезуитскими учителями, и притом шестой и седьмой принципы в нём находились в совершенно спящем состоянии, были парализованы. Никакого понятия о том, что правильно и что нет. Короче — безответственный за что-либо, кроме прямых добровольных деяний животного человека. Я бы не стал обременять себя таким субъектом, зная заранее, что он непременно провалится. М. согласился потому, что Главы так хотели. И он считал, что будет хорошо и полезно показать вам моральную силу и цену того, кого вы назвали своим другом. Вы думаете, что мистер Хьюм, хотя и не обладает тончайшими лучшими чувствами джентльмена, всё же является таковым по своим манерам, так же как и по рождению. Я не претендую на весьма основательное знание западного кодекса чести, всё же я сомневаюсь, является ли человек, который во время отсутствия владельцев частных писем пользуется ключом, добытым из кармана беззаботно брошенной на веранде во время работы жилетки, открывает этим ключом ящик письменного стола, читает частные письма этого лица, делает выписки из них и затем превращает содержимое выписок в орудие своей ненависти и мстительности против написавшего. Я сомневаюсь, стали бы даже на Западе рассматривать такого человека как идеал среднего джентльмена. И это, и гораздо больше, я утверждаю, было проделано м-ром Хьюмом. Если бы я вам это сказал в прошлом августе, вы бы никогда мне не поверили. А теперь я в состоянии доказать вам это благодаря его собственной подписи. Дважды поймав X. за тем же нечестным занятием, мой Брат М. умышленно написал (точнее, заставил Дамодара написать) некое письмо Ферну, вложив туда копию письма м-ра X. мне. Знание их содержания должно было выявить, когда настанет время, истинные джентльменские инстинкты и честность того, кто ставит себя так высоко над человечеством. Теперь он попался в собственные сети. Ненависть и неодолимая жажда к оскорблению и очернению (в письме к Олькотту) человека, который выше всех своих умалителей, привели м-ра Хьюма к неблагоразумному признанию. Будучи пойман и загнан в угол, он прибегает к голой, наглой лжи.

Я собираюсь после этой предварительной entreе en matiere301 и необходимых пояснений ознакомить вас с некоторыми выписками из его частных писем, не предназначенных для ваших глаз, но тем не менее далеко не «конфиденциальных», так как почти в каждом из этих писем м-р Хьюм просит адресата давать их читать другим теософам. Надеюсь, что вы из-за этого не припишете мне «неджентльменских инстинктов». Что касается всех других людей, то так как в нынешнее время общепризнанным джентльменом часто является низкий негодяй, чья благородная внешность прикрывает душу злодея, то пусть они думают обо мне как хотят. Эти выписки я даю вам, потому что становится совершенно необходимо, чтобы вы были правильно информированы об истинной натуре того, кто теперь проводит своё время в писании писем лондонским теософам и кандидатам в члены с целью настроить каждого мистика Запада против Братства «атеистов, лицемеров и колдунов». Это поможет вам направить свои действия в случае возможных непредвиденных обстоятельств и зла, причиняемого вашим другом и нашим доброжелателем, который, осуждая моего Брата, моего более чем друга, как вора, труса, лгуна и воплощение низости, оскорбляет меня словами сочувственной похвалы, которую, как он думает, я способен принять и быть настолько слабоумным, чтобы не оценить её стоимости. Запомните, что против такого друга следует принимать такие же предосторожности, как против дуэлянта, носящего латы под рубашкой. За ним числится много добрых деяний, но пороков гораздо больше. Первые же всегда вызывались чрезмерным самолюбием и воинственностью; и если ещё не решилось окончательно, что станет той движущей силой, которая определит его следующее воплощение, мы можем пророчествовать с полной уверенностью, что ни в коем случае он не станет Адептом ни в этой, ни в следующей жизни. Его «духовным» стремлениям была дана полная возможность развиваться. Он был подвергнут испытанию, как все должны подвергаться, подобно бедному мотыльку, который был опалён пламенем свечи в Ротни Касл вместе с подобными ему, но победителем в этой борьбе за адептство всегда оказывалось его «я», и только оно. Рождённые его мозгом видения всегда рисовали перед ним изображение нового возродителя человечества вместо «Братьев», чьё невежество и черномагические деяния он обнаружил. Этот новый «Аватар» живёт не в Альморе, а в Джэкко. И, таким образом, демон тщеславия, тот самый, что погубил Даянанда, губит нашего «бывшего друга» и подготавливает его к нападению на нас и на Т.О., к нападению более свирепому, чем совершил Свами. Однако будущее может само позаботиться о себе. Мне приходится беспокоить вас только вышеуказанными данными. Теперь вы, возможно, понимаете, что заставило меня собирать доказательства о его лживой, коварной натуре в минувшем октябре. Ничто, мой друг, даже деяния, кажущиеся абсурдными и предосудительными, не делаются нами бесцельно.

Первого декабря м-р Хьюм в письме полковнику Олькотту сказал о нас: «Что касается Братьев, я питаю искреннюю привязанность к К.Х. и всегда буду питать таковую, а что касается других, то, несомненно, они очень хорошие люди и действуют соответственно со своими умственными способностями. Но что касается их системы, то я, конечно, придерживаюсь совершенно противоположных взглядов... Но это не имеет никакого отношения к экзотерическим практическим целям Теос. Общества, в содействии и достижении которых я могу сердечно сотрудничать с Вашими добрыми Братьями и т.д.»

Восемью днями ранее (22 ноября) он написал П. Шриневас Роу*, судье С.К.К. в Мадрасе: «Я нахожу, что Братство представляет собою сборище безнравственных эгоистичных людей, не интересующихся, как организация, ничем другим, как только собственным духовным развитием (имейте в виду, что в этом отношении К.Х. является исключением, но он, я полагаю, только единственный), и их система — система обмана, обильно насыщенная колдовством (!), в котором используются призраки, т.е. элементалы, для производства их феноменов. Что касается обмана, то, как только человек стал чела и дал требуемые ими обеты, вы не можете больше верить ни одному слову, которое он говорит... он будет лгать систематически. Что касается колдовства, то дело в том, что до времени Цзон-Ка-Па... они были сборищем явных мерзких колдунов... Каждый ученик — раб, раб наиболее отвратительного вида — мошенник в мыслях, так же как в словах и делах... Наше Общество является зданием с благородным наружным видом, но оно построено не на вековой скале, а на зыбучем песке атеизма... Вы свободны употреблять это письмо по своему усмотрению между членами Общества и т.д.».

Девятого числа того же месяца он писал Олькотту о «явном эгоизме Братства, преследующего только цель своего духовного развития».

Восьмого сентября в письме 12 ученикам (к тем самым, на которых он указывает в письме судье Шриневас Роу как на лгунов, попавших в рабство), после получения от них раздражённого, откровенного совместного ответа на вышеуказанное дипломатическое письмо он сказал, как вы знаете, что он не ожидал, что какой-нибудь европеец будет читать между строк о его заговоре в письме, помещённом в «Теософе»; но «группа браминов, тончайших умов в мире, не простых браминов, но людей высочайших, благороднейшего воспитания и т.д.», они «могут быть уверены, что я (он) никогда ничего не скажу такого, что не будет служить в пользу Братьев, Общества и его цели...» (Таким образом, выходит, что обвинения в колдовстве и бесчестии идут на пользу азиатским Адептам).

В этом самом письме, если вы помните, он добавляет, что это «наиболее действенное оружие для обращения неверующих дома», что он, конечно, надеялся (путём помещения этого письма в «Теософе») «исключить нашу дорогую Старую Леди — я не мог включить её в заговор», и т.д.

При всём его коварстве и дипломатии, он в самом деле, кажется, страдает недостатком памяти. Он не только включил «дорогую Старую Леди» в заговор в длинном частном письме, написанном ей несколькими числами позже того, как он сказал, что «действительное оружие» было отослано для опубликования (письмо, посланное ею вам, и которое вы потеряли при упаковке в Симле), но он фактически сошёл со своего пути, написав несколько слов пояснений на обратной стороне упомянутого «письма». Оно сохранено Дамодаром, так же как и другие рукописи, и там написано: «Пожалуйста, печатайте это тщательно и без изменений. Оно прекрасно ответит на письмо Дэвисона и на другие письма из дома»... (Выдержки из этих писем были вложены в его рукопись.)... «Мы не сможем долго, я боюсь, продержаться, но намёки, подобные этим, помогут тормозить падение» и т.д.

Выковав, таким образом, «наиболее действенное оружие для обращения неверных дома» в вопросе нашего действительного существования, и вследствие этого не будучи в состоянии это отрицать, — какое может быть лучшее противоядие, как не прибавить к заключающимся в нём намёкам полное и ясно выраженное обвинение в колдовстве и т.д.?

Будучи обвинённым двенадцатью учениками в умышленной фальсификации фактов (со ссылкой на «дорогую Старую Леди», которую он, несмотря на все свои утверждения о противном, включил в заговор), он уверяет в письме к Субба Роу, что никогда этого не делал, что его письмо, адресованное «мадам», объясняющее ей, почему и по каким причинам то его «письмо» (подписанное Н.Х.) было отослано ей значительное время спустя после того, как упомянутое обличительное письмо уже печаталось. На это Субба Роу в своём письме, служащем ответом на злостное обвинение в адрес М., ответил, цитируя те самые слова, которые были написаны на обратной стороне упомянутого письма, тем доказывая ему, как бесполезна дальнейшая ложь. Вы можете судить, какова теперь его любовь к Субба Роу!

Теперь мы переходим к «букету». В письме от первого декабря Олькотту (первое цитируемое письмо) он ясно претендует на обладание силами Адепта. «Мне очень жаль, что я не могу телесно присоединиться к вам в Бомбее, но если позволите, я тем не менее смогу, возможно, помочь вам там»... Уже в случае с Ферном он говорит: «Это совершенный хаос, и никто не в состоянии сказать, что от чего происходит». И несколько писем по этому самому предмету изобилуют признаниями, что у него нет способностей понять, что происходило в течение «прошедших шести месяцев». В одном письме в этот период он описывает себя как находящегося «духовно не на одном уровне с ним (Ферном), Синнеттом и другими». Он не осмелился хвастаться мне о своём духовном ясновидении, но теперь, когда он «порвал навсегда с тибетскими колдунами», его дремлющие адептские способности вдруг развились в чудовищной пропорции. Они, должно быть, с рождения уже были удивительно велики, так как он сообщает Олькотту (в том же письме), что «некоторое количество занятий пранаямой в течение нескольких месяцев (всего шесть недель) было необходимо, чтобы снова обеспечить умение сосредотачиваться... Я прошёл эту стадию, и я теперь йог»...

Обвинение, ныне предъявляемое ему, носит настолько серьёзный характер, что я никогда бы не потребовал от вас, чтобы вы поверили только на основании одних моих утверждений. Отсюда это длинное письмо и последующие доказательства, которые, пожалуйста, читайте с величайшим вниманием и выводите ваши заключения, базируясь исключительно на этих доказательствах.

В своём июльском письме мне он вменяет нам в вину лживое поведение Ферна, его притворные видения и притворные вдохновения от нас. А в письме м-ру Олькотту от 1 декабря он обвиняет М., моего любимого Брата, в том, что он якобы действует «наиболее бесчестным образом», добавляя, что «никогда не смотрел на него как на джентльмена за то, что он заставил Дамодара... послать Ферну копию моего конфиденциального сообщения о нём...» Это он рассматривает как «бесчестное нарушение доверия», такое грубое, что «М. боялся (!!) даже доводить до сведения К.Х., как он украл и нехорошо употребил моё письмо. К.Х. джентльмен и стал бы с презрением смотреть на такой низкий поступок». Несомненно, я бы так смотрел, если бы это было проделано без моего ведома и если бы это не было абсолютно необходимо, ввиду ясно предвидимых событий, чтобы заставить м-ра Хьюма выдать себя и таким образом воспрепятствовать влиянию и авторитету его мстительной натуры. Письмо, с которого была снята копия, не было отмечено как «секретное», и слова «я готов сказать это Ферну в лицо в любой день» там имеются. Однако неизмеримое злоупотребление и его истинно святое и джентльменское возмущение по поводу «предательства» М. сопровождается этими словами признания, весьма поразительного, как вы увидите302: «Ферн, я должен отдать ему [М.] справедливость, не знает до сих пор, что я о нём знал», т.е. знал о письме, взятом М. и посланном Ферну через Дамодара. Короче, выясняется, что м-р Хьюм обладал средством прочитать содержание частного письма, адресованного Ферну и помеченного как «заказное». Причём письмо это было послано через Хьюма для передачи Ферну и хранилось в выдвижном ящике стола у него дома. Доказательство полное, так как он сам его предъявляет. Но каким же образом? Конечно, или путём прочтения физического содержания письма естественным зрением, или же восприятием его астральной сущности трансцендентальной силой. Если с использованием последней, тогда каким коротким форсированным методом психическая энергия этого «йога», который ещё в прошлом июле «духовно не был на одном уровне» с вами или даже Ферном, вдруг была выращена до полного расцвета и принесения плодов, когда даже нам, тренированным «колдунам», требуется десять или пятнадцать лет на приобретение этих сил? Кроме того, если бы это и другие письма Ферну были просмотрены в «астральном свете» (как он утверждает в своём письме на запрос полковника О., которое при сём прилагается), как тогда могло случиться, что благодетельный гений Альморы (через посредство которого он приобрел такие огромные способности) мог заставить его списывать содержание слово в слово и помнить только те письма, которые хранились Ферном, в соответствии с категоричными приказаниями М., в его [Ферна] письменном столе в доме м-ра Хьюма? Почему бы ему не повторить хоть слово из более важных (для него) писем, посланных моим Братом «чела на испытании» [Ферну], которые последнему запрещалось хранить в Ротни Касл и указывалось тщательно запереть их в письменном столе собственного дома? Эти вопросы, направленные силою М., возникли в уме Олькотта, и он без обиняков задал их м-ру Хьюму. Будучи учеником М. и уважая его как Отца и как Учителя, он очень правильно поставил этому Censor Elegantiarum303 прямой вопрос, не он ли сам виновен в этом чрезвычайно «бесчестном» нарушении джентльменского поведения, на которое он жалуется в случае с М.? (И притом несправедливо, как вы теперь видите, ибо то, что он делал, было мною одобрено, так как это была необходимая часть заранее составленного плана, чтобы выявить, кроме истинной натуры м-ра Хьюма, то позорное положение, образовавшееся вследствие порочных склонностей, глупых поступков и кармы различных слабых людей, и имело конечную цель добра, как вы обнаружите.)

У нас нет джентльменов, во всяком случае, теперь в Тибете, которые поднялись бы до стандарта Симлы, хотя у нас много честных и правдивых людей. На поставленный м-ром Олькоттом вопрос пришёл ответ, настолько смердящий умышленной голой фальшью, глупым тщеславием и настолько жалкий — как попытка оправдаться в том, что он без ведома владельца читал его частную корреспонденцию, — что я попросил М. достать для меня это письмо, чтобы вам прочесть. После прочтения будьте добры вернуть его мне через Дхарбагири Натха, который будет в Мадрасе через неделю.

Я выполнил неприятную и противную задачу, но многое будет достигнуто, если это поможет вам нас лучше понять — пусть ваши европейские стандарты правильного и неправильного склонят чаши весов в вашем мнении в одну или другую сторону. Возможно, что вы очутитесь в положении Ч.К.М., сожалея, что вам приходится или принять, или навсегда отказаться от такого «прискорбного морального парадокса», как я. Никто бы об этом не сожалел больше, чем я, но наши правила оказались мудрыми и благодатными для мира, в конце концов, а индивидуальные единицы этого мира оказались настолько безнравственными, что с каждым или с каждой приходится бороться его или её собственным оружием.

Судя по тому, как дела обстоят сейчас, и учитывая, что мы не хотели бы допустить слишком большого промедления — желательно, чтобы вы поехали на несколько месяцев домой, скажем, до июня. Если вы не поедете в Лондон и с помощью Ч.К.М. не объясните истинного положения и не учредите Общество сами, письма Хьюма наделают слишком много вреда, чтобы потом это обезвредить. Таким образом, ваше временное отсутствие послужит двум хорошим целям: учреждению настоящего теософского оккультного Общества и спасению нескольких многообещающих индивидуумов, дальнейшее продвижение которых сейчас задерживается. Кроме того, ваше отсутствие в Индии не является чистым злом, так как друзья этой страны почувствуют потерю вас и тем более будут готовы призвать вас обратно, особенно если «Пионер» переменит тон. Часть времени вашего отдыха вы могли бы использовать для того или иного вида теософских писаний. У вас теперь большой запас материалов, и если бы вы умудрились достать экземпляры дидактических материалов, данных м-ру Хьюму, то это была бы своевременная предосторожность. Он очень продуктивный писатель писем, и теперь, когда отбросил всё сдерживающее, за ним будет вестись тщательное наблюдение. Припомните пророчество Чохана.

Ваш всегда искренне, К.Х.

* * *

299. Письмо написано в Мадрасе 31 декабря 1882 г. (вернуться ↑)

300. «Торопись медленно» — латинская поговорка. (вернуться ↑)

301. Вступительной части (фр.). (вернуться ↑)

302. Ферн в то время находился в Бомбее, и Хьюм опасался справедливого протеста даже «негодяя». [Сноска К.Х.] (вернуться ↑)

303. Блюститель общественного порядка (лат.). (вернуться ↑)

 

  Письмо 111 (ML-57)